Девушка в ошейнике содрогнулась.
— Мы, рабыни, боимся свободных женщин, — призналась она. — И в этом нет ничего удивительного. Свободные женщины завидуют нашим ошейникам, а потому зачастую бывают к нам очень жестоки.
— Как ты думаешь, из нее вышла бы хорошая рабыня? — спросил я.
Девушка улыбнулась.
— Я думаю, господин, из нее получилась бы превосходная рабыня.
— Я буду иметь это в виду.
Пегги быстро опустилась передо мной на колени.
— Заверяю тебя, что она истинная рабыня. Я помню ее. Она из тех, кому необходим ошейник.
— Но ты же ее не знаешь!
— Возможно, господин, это ты по-настоящему ее не знаешь.
Слова невольницы вызвали у меня улыбку.
— Как ты думаешь, поймет одна рабыня другую? — спросила Пегги.
Я рассмеялся.
— Не церемонься с ней, надень на нее ошейник, брось ее к своим ногам. Вот увидишь, это пойдет ей на пользу.
Я расхохотался еще пуще. Настойчивые советы стоявшей на коленях прелестной рабыни казались мне несуразными. Ясно ведь, что мисс Беверли Хендерсон и рабство — понятия абсолютно взаимоисключающие.
— Заверяю тебя, — продолжила Пегги, откинувшись на пятки, — она истинная, прирожденная рабыня, причем рабское начало в ней даже сильнее, чем во мне.
— Следи за своим языком, девка! Как бы его тебе не урезали! — рявкнул я.
Пегги задрожала и, опустив голову, пролепетала:
— Прости меня, господин.
— Она не имеет с тобой ничего общего, — рычал я. — Ты всего лишь жалкая, низкая, ничтожная рабыня!
— Речь не обо мне, а о ней. Ты желаешь, чтобы она следовала своей природе или подстраивалась под искусственный образ женщины, выработанный на другой планете?
Я промолчал.
— Она женщина, а не мужчина! — пылко воскликнула Пегги.
— Мужчины и женщины равны, — заявил я.
— Это нелепость!
— Сам знаю, — сердито буркнул я. — Можно подумать, я не вижу, что она не мужчина.
— Но если она женщина, то почему ты не относишься к ней соответственно?
— Сам не знаю, — вырвалось у меня.
— Похоже, господин и вправду с Земли, — сказала Пегги.
— Я землянин и должен относиться к земной женщине с уважением.
— Это ошибка. В чем она не нуждается, так это в уважении. Поступи с ней, как должно.
— Это как?
— Подчини ее себе. Сделай ее рабыней.
— Не могу, — признался я.
— Но ведь господин знает, что он принадлежит к властвующему полу!
— Долг предписывает мне думать по-другому.
— Твой долг состоит во лжи?
— Вполне возможно. Важно придерживаться мнения, признанного правильным, независимо от того, насколько оно соотносится с реальностью.
— Едва ли это мнение способствует достижению гармонии.
— Важно соблюдать принятые правила, а остальное не имеет значения.
— Это безумие, — сказала Пегги.
— Так устроен наш мир.
— Но это уже не наш мир, господин, — заметила она. — И ты сам теперь имеешь к нему весьма отдаленное отношение.
— Откуда тебе знать?
— Мне ли этого не знать? Ведь совсем недавно ты владел мною.
Я пожал плечами.
— Отбрось нелепые предрассудки, господин, и прислушайся к голосу своей природы. Забудь болезнь и безумие, — сказала она. — Вернись к порядку, установленному самой природой.
— Правда может оказаться пугающей, — сказал я.
— Да, господин, — прошептала Пегги, склонив голову так, что стал виден ее ошейник.
Я схватил ее за волосы и заставил встать на четвереньки. Рабыня застонала.
— Впрочем, — процедил я, — это может быть и довольно приятно.
Она отдалась мне, извиваясь и крича, как подобает рабыне.
Когда все кончилось, я рассмеялся, чувствуя удовлетворение.
— Та, другая девушка, — шепотом спросила Пегги, — тебе трудно с ней ладить?
— Бывает.
— Порой она раздражает тебя или повергает в досаду?
— Не без того, — признался я.
— Можно, я дам тебе совет?
— Слушаю тебя.
— Купи для нее плеть.
12. ЖЕНЩИНА, НАХОДЯЩАЯСЯ НА МОЕМ СОДЕРЖАНИИ, НАЧИНАЕТ РАЗДРАЖАТЬ МЕНЯ, И Я САЖАЮ ЕЕ В КОНУРУ
— Не забывай, ты у меня на содержании, — сказал я Беверли.
— Я содержанка? — возмутилась она.
— Вот именно.
— Да мне об этом даже думать противно!
— И тем не менее это чистая правда.
— Где ты шляешься вечерами? — требовательно спросила Беверли, сменив тему.
— Я не обязан перед тобой отчитываться. Мой ужин готов?
— Я уже поела.
— Я спрашиваю про мой ужин!
— Ты можешь приготовить его сам.
— В доме не прибрано, — указал я.
— Такая работа не для меня, — отрезала Беверли. — Хочешь, чтобы кто-то присматривал за твоей лачугой, купи себе рабыню. Лачугой она называла арендованный мною в нескольких кварталах от верфи небольшой, но крепкий и ладный двухэтажный домик. Честно говоря, по тем деньгам, что я зарабатывал, он был для меня малость дороговат, но зато удобен. Наверху имелись две спальни, внизу кухня, гостиная и прихожая. К спальне мисс Хендерсон примыкал маленький балкон, выходивший в садик, обнесенный высокой стеной.
— Не нравится тебе лачуга, можешь вернуться в гостиницу, — сказал я.
— Ну, вообще-то дом не так уж плох, — смягчилась Беверли, — хотя кое-что в нем просто бесит.
— Что именно? — поинтересовался я. Мне лично дом казался весьма уютным.
— Взять хотя бы кушетку в моей спальне. В ее основание вделано железное кольцо.
— Это рабское кольцо, — пожал я плечами. — Ты, надо полагать, знаешь, каково его назначение.
— Надо полагать, знаю, — язвительно фыркнула она.
К таким кольцам приковывают рабынь у господской постели.
— К тому же, — продолжила Беверли, — мне не нравятся конуры для рабов, те, что в холле.
— Это горианский дом, — отозвался я равнодушно.
— Ты принес с рынка сул? — осведомилась она.
— Нет, не принес.
— А сколько сегодня заработал?
Заработанные мною суммы сильно рознились в зависимости от количества прибывавших в порт судов и, соответственно, спроса на наемную рабочую силу.
