Хотя свет лампы мягкий и чувственный, его волне достаточно, чтобы освещать ее. Она не тешит себя надеждой на этот счет. Она знает, что каждое малейшее ее движение и едва различимое выражение лица полностью видны ее хозяину. Так и должно быть; она — его рабыня. Некоторые свободные женщины, между прочим, настаивают на занятиях любовью в темноте из-за своей застенчивости. Если такая женщина попадет в рабство, она должна научиться заниматься этим при полном освещении, будь то свет обычной лампы в комнате для наслаждений или белый день в доке.
Теперь мы представим себе, что девушка стоит на коленях перед хозяином, на густом меху, в позе угождающей рабыни, в мягком свете лампы, прикованная к кольцу рабыни. Не кажется ли вам, что она увидит эту комнату совсем не так, как свободная женщина? Хозяин ходит вокруг нее с кнутом в руке. Она старается держаться как можно красивее, чтобы понравиться ему. Возможно, она нагибает голову, испуганно, покорно. Она чувствует рукоятку его кнута у себя под подбородком, поднимающую ее голову. Она должна правильно держать голову. Она видит, как хозяин встряхивает кистями кнута. Ее будут бить или насиловать или и то и другое? Но он снова сворачивает кисти и протягивает ей кнут. Она целует его с жаром в знак своего рабства и покорности. Затем хозяин бросает кнут в сторону, но так, чтобы легко достать его, если ему захочется. Потом он поднимает цепь и перекидывает через левое плечо рабыни. Теперь он начинает ласкать девушку, и это, во всей полноте, ласки собственника, иногда он удерживает ее на месте, заведя ее левую руку за поясницу. Она начинает стонать. Тогда она, если он пожелает, будет брошена на спину на мех.
— Пожалуйста, будь нежен, мой господин, — просит она.
Он может выполнить ее просьбу, а может и нет, как ему захочется. Я думаю, что женщина-рабыня воспринимает спальню мужчины совсем в другой манере, чем свободная женщина.
Я наблюдал за бывшей мисс Хендерсон, прикованной в моем доме в позе для наказания кнутом. Ее руки в плотных наручниках были высоко подняты над головой, на конце цепи, пятки на четверть не доставали до пола, большая часть лица была закрыта плотным капюшоном. Я почувствовал прилив нежности, однако снял со стены горианскую плеть. Ведь теперь гордая мисс была рабыней.
Я встал сзади нее слева. Я медленно провел кнутом со свернутыми кистями по ней, двигаясь от ее левого бедра к талии и оттуда вверх по левому боку.
— Да, господин, — произнесла она.
Я обошел вокруг нее. Рабыня была красива и изящно сложена. Я снова встал за ней и встряхнул кистями кнута, тихо освобождая их, так чтобы она поняла, что они свободны.
— Да, господин, — повторила она. — Я — твоя новая девушка, приведённая в твой дом.
Я нанес ей десять ударов. Мне показалось, что этого достаточно для такого случая. Она закачалась в наручниках, хватая воздух. Я рассчитывал удары, нанося их мягко и равномерно. Я не использовал беспорядочное хлестание, я также не стал применять подогнанные удары, указанием для которых служит определенное физиологическое и эмоциональное состояние конкретной рабыни. Существует много способов битья девушки. Некоторых из них ни одна женщина не может выдержать. Я не бил ее в полную силу.
— Господин сначала поцеловал меня, — счастливо выдохнула она. — И господин не ударил меня так сильно, как мог бы!
Она глубоко вздохнула и откинула голову назад.
— Я думаю, что господин не совсем равнодушен к своей рабыне! — засмеялась она.
Сердито я направился к колесу в углу комнаты, тому, к которому была прикреплена цепь. Я повесил кнут на крюк и, открутив колесо, сильно повернул его.
— Ой! — закричала она, внезапно больно вздернутая цепью на самые кончики пальцев.
Я закрепил колесо и снова схватил кнут с крючка.
— Пожалуйста, прости меня, господин! — закричала она. — Я — ничто! Я — только рабыня!
Я с яростью ударил ее десять раз с несдерживаемой силой мужчины.
— Прости меня, господин! — кричала она. — Ой! — она завизжала.
Потом, рыдая, пытаясь вздохнуть, она могла только терпеть. После десятого удара она беспомощно повисла всем своим весом на цепи. Я разглядывал избитую рабыню. Я не думал, что она рискнет вновь быть самонадеянной. Такая самонадеянность, как она уже поняла, может повлечь за собой наказание. К тому же после этих побоев ее положение в доме станет для нее яснее.
Я похлопал ее кнутом сзади по левому плечу. Следовало произвести еще один удар.
— Да, господин, — проговорила она, — еще один удар, который напомнит мне, что я — рабыня.
Я снова встал за ее спиной слева. Я взялся за кнут двумя руками и снова с несдерживаемой силой нанес ей самый сильный из ударов. Она закричала от боли. И снова, рыдая, она повисла в наручниках. Избитая рабыня. Этот последний удар часто, хотя и не всегда, добавляется к порке рабыни. Его иногда называют бесплатным ударом или мнемоническим ударом. Очень часто его функция сводится всего лишь к удару для хорошего завершения. Конечно, какова бы ни была его цель, рабыня со всей полнотой понимает, что она наказана и что ее хозяин может, если захочет, бить ее сколько угодно, когда угодно и так долго, как ему заблагорассудится.
Я пошел в угол комнаты и повесил кнут на крючок. Я ослабил колесо. Звякнула цепь, и девушка упала на колени. Я снял с нее наручники и, используя колесо, вернул наручники и цепь в первоначальное положение. Находясь на своем месте над головой, в углу комнаты, они были видны, но не мешали. Девушка может ходить по комнате взад и вперед много раз за день и не думать о них или не замечать их. Но если ей надо их найти, она их увидит.
Я посмотрел на обнаженную девушку, с лицом, почти закрытым капюшоном. Она стояла на коленях под кольцом на изразцах. Я подошел и встал перед ней. Чувствуя мою близость, она робко вытянула маленькие руки, трогая мои икры и лодыжки. Затем она легла на живот передо мной, дотрагиваясь губами до моих ног.
— Прости меня, что не угодила тебе, мой господин, — сказала она.
Я почувствовал, как она целует мои ноги. Приятно иметь красивую рабыню у своих ног в таком виде.
— Я твоя рабыня, мой господин, — проговорила она, — и я люблю тебя. Я люблю тебя.
Она медленно поднялась на колени, все еще не поднимая головы и целуя мои ноги и лодыжки.
— Я люблю тебя, мой господин, — повторила она. — Я люблю тебя.
Затем, целуя мои ступни и ноги и держась за них, она медленно выпрямилась передо мной. Она подняла голову в капюшоне. Я увидел, что у нее дрожат губы.
— Я полностью твоя, мой горианский господин, — проговорила она. — Я подчиняюсь тебе всецело, во всем, как твоя абсолютная и жалкая рабыня. Делай со мной что пожелаешь. Я — твоя.
Тогда я отступил назад. Она жалобно протянула ко мне руки.
— Господин, — спросила она, — я не угодила тебе?
Она казалась маленькой, несчастной и потерянной.
