— Трагедия? — переспросила Артемида. — Я проповедую радость жизни.
Афине тоже всегда казалось, что история Актеона, превращенного в оленя, которого потом разорвали на куски его же собаки всего лишь за то, что он одним глазком взглянул, как моется богиня, — это уж слишком. Но мысль эту она решила оставить при себе. Углубляться в такую тему не следовало.
— Жаль, — лишь заметила она осторожно, — что моей вражде с Аресом нельзя положить конец столь же изящным способом.
— К чему эти слова? Для моих стрел Арес так же неуязвим, как и для твоего меча.
— Зевс никогда не простит даже стрелы, пущенной в минуту гнева, — согласилась Афина. — А тем временем армия Ареса топчет твои священные рощи под стенами Афин. И чудовища, которыми он командует, губят даже самых безобидных зверей.
Афина сложила ладони перед собой и медленно развела их в стороны — в воздухе между ней и Артемидой появилось живое изображение.
— Какая бойня! — При виде бессмысленного кровопролития богиня-охотница не могла сдержать слез.
Афина развела руки шире, и сцена стала еще масштабнее.
— Ручей обагрен кровью — кровью твоих животных. Арес не охотится, не выслеживает добычу ради пропитания или забавы. Смерть приносит ему лишь кратковременное удовольствие. Богу войны нужно само убийство, не требующее ни навыка, ни изящества, одно сплошное умерщвление. В этом ручье кровь твоих ланей, лосей, кроликов и лаже небесных птиц.
Картина увеличилась еще немного, чтобы показать лесные просторы в нескольких десятках стадий от афинских городских стен. Везде, насколько хватало глаз, виднелись изувеченные трупы оленей, лис. Впереди неуклюже шагал циклоп. Он небрежно махал тяжелой дубиной то влево, то вправо, раскраивая черепа лежавшим на земле зверям, хотя те были уже мертвы. Следом за циклопом шли сотни проклятых легионеров, а за ними лучники из живых мертвецов.
— Никакого уважения к лесу и его обитателям, — с чувством заметила Афина. — Бывшим обитателям, — добавила она, выдержав многозначительную паузу. — По пути к городу, где тебя почитают так же, как и меня, войска Ареса сеют только смерть. И там, в Афинах, они будут творить то же самое с людьми. В предстоящей битве столкнутся его и мои подопечные, но ты уже представляешь себе последствия. Мне же хотелось бы сохранить твои леса и обеспечить их неприкосновенность.
— Арес бы так никогда не поступил. Он даже не просил у меня позволения пройти через мою территорию.
— Его интересует только убийство, — повторила Афина. — И ему все равно, какой ущерб наносит его войско.
Она еще раз увеличила изображение, чтобы показать, как отряды Ареса топчут другие священные леса и луга. И, только заметив, что отчаяние на лице Артемиды сменилось гневом, продолжила:
— Ни ты, ни я не можем сражаться с Аресом, так повелел отец. Это позволит нашему брату и дальше безнаказанно уничтожать тех, кто поклоняется нам.
— Ты клянешься, что сохранишь мои священные владения?
— Направь своих лесных обитателей против приспешников Ареса — и моя клятва будет исполнена: я прослежу, чтобы каждый афинянин вознес тебе хвалу в твоем буколическом храме, — с чувством ответила дева-воительница. — Мы не позволим нашему брату осквернять твою главную святыню: леса и их четвероногих и пернатых обитателей.
Артемида отвернулась, вынула из колчана стрелу, натянула тетиву так, что лук застонал от напряжения, и выстрелила. Взмыв далеко ввысь, стрела взорвалась — как будто в небе зажглось новое солнце, почти такое же яркое, как то, что принадлежало ее брату-близнецу. Затем вспышка рассыпалась на множество сверкающих искр.
— Войску Ареса не удастся пройти через леса, где обитают мои подопечные, — мрачно произнесла Артемида и, резко развернувшись, исчезла в глубине рощи.
Уже через секунду там, где она прошла, листья снова были неподвижны.
Афина подумала, что одержала лишь частичную победу. Она приобрела могущественного союзника, но ни Афины, ни, впрочем, сам Олимп не будут в безопасности, покуда Арес жив. Настала пора приступить к следующему этану ее плана: обучить Кратоса и испытать его.
Но главное — спартанца необходимо как следует вооружить.
Глава пятая
Как только Кратос вставил в скважину и повернул добытый с таким трудом ключ, волшебное заклятие исчезло, и из каюты хозяина судна донеслись душераздирающие крики. Он пнул дверь, желая поскорее узнать, что же потребовало таких предосторожностей. И действительно, то, что предстало взору, оказалось сокровищем дороже бирюзы и золота.
Это были три девушки, красивее которых ему видеть не приходилось. Хотя, может быть, такое впечатление объясняется гниющей черной плотью живых мертвецов, вцепившихся в несчастных своими уродливыми руками с длинными, как когти, ногтями.
На мгновение Кратос застыл в недоумении. Как могла нежить проникнуть в каюту? Миновать волшебный замок? Единственный разумный ответ заключался в том, что это его вина. Отперев дверь, он не только снял заклятие, но и освободил от чар мертвых легионеров, заключенных здесь же на случай вторжения незваных гостей. Должно быть, хозяин судна знал, как не допустить их пробуждения, а вот Кратос сплоховал и подверг женщин опасности.
Через миг его смущение уже улетучилось, как в бурю листья с деревьев, — сейчас мешкать было нельзя. Два полуразложившихся воина, размахивая причудливо изогнутыми мечами, набросились на него, и разгорелась новая схватка. Одним движением Кратос выхватил из-за спины клинки Хаоса и рассек обоих мертвецов надвое от макушки до копчика. Затем продвинулся в глубь каюты и следующим ударом отрубил ноги третьему легионеру, который вцепился в шею невольницы. Падая, тот увлекал девушку за собой и продолжал душить ее как ни в чем не бывало.
Кратос отсек ему руки и раскроил череп, однако крючковатые пальцы лишь крепче сжали горло несчастной, отнимая у нее жизнь. С рычанием спартанец наклонился, чтобы освободить девушку от смертельных объятий, как вдруг ее голова неестественно повернулась и шея хрустнула, словно тонкая ветка.
Другой живой мертвец схватил пленницу и, несмотря на ее сопротивление, поднял в воздух перед собой, заслоняясь живым щитом.
— Сталь понадежнее будет, — ухмыльнулся Кратос и вонзил оружие прямо в нее.
Пройдя сквозь женское тело практически без сопротивления, клинок достиг мертвой плоти легионера. Кратос повернул меч, и обе его жертвы рухнули на пол.
— Не дай ему убить меня! Умоляю! — Это были последние слова третьей девушки, перед тем как воин-мертвец, всадив ей в грудь костлявую руку, сжал в кулаке трепещущее сердце.
Мольба превратилась в булькающие хрипы, и невольница упала замертво. В два прыжка Кратос оказался рядом и одним точным ударом прикончил легионера. Тот повалился ничком; сердце в его руке пульсировало все медленнее и слабее и наконец остановилось, умерев так же, как и несчастная, которой оно принадлежало.
