– Так что с ней? – спросил он. – Почему у нее такой взгляд?
– Кейн, я человек терпеливый, – с угрозой пророкотал Ма'элКот, – но не сегодня.
– Ясен пень. Я тоже такой. Слушай, если ты не снимешь эту свою сетку, я могу просто убить тебя.
Одна бровь у Ма'элКота приподнялась, уголок рта дрогнул; ярость без всякого перехода превратилась в интерес.
– Думаешь?
– Да. Ты знаешь, что я могу это сделать. При всем твоем росте и силе ты не боец. Без магии я тебя уделаю.
– Ты не уйдешь из дворца. Кейн пожал плечами.
– Не впервой.
Ма'элКот стиснул зубы – он вынужден был признать, что это правда.
– Ладно, – сказал он через минуту. – А зачем ты мне это рассказываешь?
– Просто объясняю. – «А заодно отвлекаю тебя от лишних вопросов». – Если б я хотел причинить тебе вред, я мог бы убить тебя. Прямо сейчас. – Кейн безмятежно показал Ма'элКоту раскрытые ладони. – И еще я хочу, чтобы ты снял сетку.
– Это еще зачем? Думаешь, заклинание, наложенное на твою любовницу, освободит ее? Я могу забыть, зачем она привязана здесь, но я не забуду о сетке и о том, что, надев ее, я могу выяснить, кто такой Саймон Клоунс.
– Нет-нет-нет, я не о том. Во-первых, она не моя любовница. Она бросила меня уже давно. Во-вторых, она не Саймон Клоуне – то есть не тот человек, который начал защищать врагов Империи.
– Послушай, Кейн, сам Берн…
– …просто идиот, не мне тебе об этом говорить. Он решил, что она – Саймон Клоунс, а она не стала его разубеждать. Она защищает настоящего главаря.
– Хм-м… – оглянулся Ма'элКот. – Какое-то время я думал, что настоящий Саймон Клоунс – это ты. Кейн фыркнул.
– Я не так умен, и тебе это прекрасно известно. Он, правда, тоже не гений. Я даже могу сказать тебе, кто он такой на самом деле.
– Ну? – скрестил руки Ма'элКот. Слова сами прыгнули на язык.
– Это король Канта.
– Не может быть, – немедленно возразил Ма'элКот. – Герцог Тоа-Сителл…
– …оказался в дураках. Мне сказал об этом сам король.
– Но… но… – нахмурился Ма'элКот. Кейн едва не рассмеялся в открытую – он никогда не думал, что увидит императора в растерянности.
– Хочешь знать, что они делают сейчас? Сними сеть.
– Не понимаю…
– Ясно, не понимаешь, – согласился Кейн. – Ты весь день просидел в комнате без окон, куда твои придворные опасаются постучаться, дабы сообщить, что происходит в городе. А за этой своей сеткой ты не можешь чувствовать поток Силы. Ты хочешь быть богом для своих детей, Ма'элКот? Так вот, в эту минуту сотни и тысячи призывают тебя. Хочешь выйти и посмотреть? Половина твоего города горит!
– Горит?
В этот миг Ма'элКот показался Кейну очень юным и испуганным, словно внезапно разбуженный мальчик. Его руки как бы сами собой поднялись и схватились за сеть изнутри, стащили ее с головы, вырывая клочья волос из шевелюры, – Кейн уловил чуть слышное потрескивание, но для Ма'элКота оно должно было звучать как гром.
Сняв сеть, он отшвырнул ее и поднял голову подобно охотнику, который заслышал далекий зов жертвы и застыл на месте.
– А-а… – негромко произнес он.
Кейн вздохнул – один раз, другой… Ма'элКот не двигался и не дышал – он смотрел в непостижимую даль, а лицо его было так же бесстрастно, как выглаженный водой камень.
Долгое мгновение Кейн не мог оторваться от этого лица; потом заставил себя отвернуться и подойти к алтарю, на котором лежала Пэллес Рил.
Ее широко открытые глаза были пусты; в груди у Кейна стало так же пусто и холодно. Вокруг ее ноздрей засохла кровь, в сбившихся волосах застрял мелкий речной мусор. Кейн потянулся было к ней, чтобы убрать из ее кудрей траву, но какая-то циничная часть его мозга тут же съязвила: «Ты спокойно можешь ее трогать – она же связана». Кейн отдернул руку, вспыхнув от неожиданного стыда.
– Пэллес, – прошептал он тихо, чтобы не расслышал Ма'элКот, наклонил голову и посмотрел в ее отрешенные глаза. – Пэллес, где ты?
Теперь ее грудь поднялась, словно приливная волна, чародейка вздохнула и пришла в себя.
– Кейн… – произнесла она. В ее голосе слышалось какое-то странное эхо, значения которого Кейн не понял. – Ты такой живой…
У него защипало глаза.
– Я не понимаю…
– Я в безопасности, Кейн, – чуть слышно молвила Пэл-лее, глядя на него словно бы издалека. – Мне нельзя причинить вреда. Спасайся сам…
– Пэллес, – беспомощно сказал он. Свет ее глаз начал меркнуть.
– Я многое поняла… Мы могли быть счастливы… Прости меня…
С этими словами она вернулась туда, откуда только что пришла, забрав при этом с собой сердце Кейна.
«Клянусь тебе, все будет хорошо. Все-все. Клянусь!»
Он мог лишь стоять и смотреть, дрожа от боли при мысли о возможном счастье, – до тех пор, пока сзади не раздались шаги и чудовищных размеров рука не сжалась на его горле, словно драконьи челюсти.
– Что ты натворил?!
Тяжесть императорской руки бросила Кейна на колени у алтаря. Сжавшая горло кисть мешала говорить, но он все же прохрипел:
– Ма'элКот… что?..
– Мои дети кричат от боли и страха; они страждут и погибают в смуте, которую затеял ты!
«Может, надо было убить его, когда представился случай», – подумал Кейн, чувствуя обморочную слабость.
Потом пришла запоздалая мысль: «Откуда он знает?»
Кейн пытался бороться, отрицать обвинение, но рука Ма'элКота сдавила его горло, словно гаррота, останавливая циркуляцию крови… Комната потемнела.
– Их мучения эхом отдаются в моем сердце; его словно рвут чьи-то когти. Я сам обрек их на это, я, который пошел бы ради них на казнь! Все это случилось потому, что я привел тебя в Анхану, потому, что смута и кровь следуют за тобой, словно вороны за армией! Я, зная это, привел тебя в мой город, чтобы ты избавил меня от сущей мелочи – какого-то ничтожества, а теперь расплачиваюсь за это…
Его голос чуть успокоился, из гневного превратившись в озадаченный и исполненный боли, а в прекрасных глазах появились слезы, похожие на драгоценные камни.
– Мои люди молят меня о спасении, о прекращении страданий. Кое-кто еще молится своим мелким божкам – но кому должен молиться я? Кому? Я стал равным богам, и теперь мне некому поведать свою боль!
Рука разжалась, и Кейн бессильно рухнул на пол, хватая ртом воздух и постепенно приходя в себя.
Он успел понять: Ма'элКот не знал о прямом участии Кейна в смуте. Он считал Кейна виновным в случившемся из-за одного его присутствия, а сам Кейн не считал нужным разубеждать его.
