После этого должен умереть любой. Любой.
Сквозь туман поблескивают серебром едва различимые ворота Дил-Финнартина, позади которых высится приводящая всех в трепет башня дворца Колхари. Тоа-Сителл обменивается паролями с капитаном стражи. Ворота распахиваются, и мы проходим в арку.
Вот это да! По крайней мере мне больше не придется придумывать, как пробраться во дворец. Может быть, я смогу использовать этот…
19
– Администратор? Э-э… администратор Коллберг? С экрана голос личного секретаря Артуро Коллберга казался раболепным шепотком.
Коллберг сглотнул – он хорошо знал, что может означать такой тон. Он быстро смахнул со стола крошки от ужина, сердито промокнул рот салфеткой и как можно тщательнее вытер руки. Потом глубоко вдохнул, стараясь успокоить учащенно бьющееся сердце,
– Да, Гейл?
– Администратор, вас вызывает Женева.
Когда Кейн вошел во дворец и связь с ним ухудшилась, у Коллберга сразу же появилась тысяча забот – от приказа сделать обитателям виртуальных кабин питательные уколы до проверки записи, подготовленной для «Свежего Приключения». Когда связь совсем прервалась, виртуальные кабины по всему миру автоматически вошли в цикл ожидания. Коммуникаторы Студии надрывались от любопытных, а то и откровенно паникерских звонков технических директоров других Студий. Среди хаоса и общей неразберихи Коллберг изо всех сил воздерживался от решения множества срочных проблем одновременно.
Первым делом он позвонил в Совет попечителей Студии, находившийся в Женеве.
В ожидании ответного звонка он занялся другими делами: ублаготворил другие Студии, погрузил зрителей Кейна в мирный цикл вынужденного сна, заказал себе ужин и сделал еще пару мелких дел, касавшихся двух сан-францисских звезд помельче и одной восходящей звезды, для которой составил график работы. На все это у него ушло чуть больше часа. Таким образом Коллберг пытался убедить всех, что его внимание всецело поглощено Приключением «Ради любви Пэллес Рид».
Однако теперь завтрак явно запросился наружу, а сам Коллберг попытался хоть капельку расслабить плечи. Все ради Кейна, все ради его успеха. Эх, знал бы Майклсон, каково пришлось Коллбергу, на что пошел администратор, дабы позаботиться о нем!
Коллберг подключил первый канал, и на экране появился логотип «Приключений Анлимитед» – вооруженный, размахивающий мечом рыцарь на вздыбленной крылатой лошади. Видеосвязь так и не включилась – как всегда при вызове Совета попечителей.
Хорошо модулированный, ровный голос автомата без всякого вступления начал:
– Мы пересматриваем ваше прошение о праве на аварийный перенос. Есть мнение, что вам следовало бы отказать в нем.
Совет попечителей был выборным органом, в котором состояло от семи до пятнадцати праздножителей высокого ранга. Эти люди определяли политику всей системы Студий в целом. Решения Совета не подлежали обжалованию; никто не знал его точного состава на нынешний день, и ни один его член не предпринимал попыток сторговаться с другим или подсидеть его. Отсутствие видеосвязи и искусственный голос не позволили Коллбергу даже понять, с кем он разговаривает. Администратор подозревал, что в данный момент в Совете состоит один человек из Саудовской Аравии, а также представители Уолтона и Виндзора, но проку от этого знания не было никакого, оно не помогало против сухих губ и дрожи в голосе.
Поспешно, едва не задохнувшись, Коллберг выпалил подготовленную речь.
– На основании опыта Кейна, а также потому, что он вошел во дворец по нашему заданию, я считаю аварийный перенос разумной предосторожностью, направленной на сохранение жизни и трудоспособности нашей величайшей звезды. Фактически в результате исчезновения канала перехода и разрыва связи мы даже не сможем получить смертельную концовку Приключения…
– Нас не слишком интересует жизнь и работоспособность актера. Мы заинтересованы в гораздо более серьезном деле. Коллберг моргнул.
– Я… ну, я не вполне уверен, что…
– Вы лично заверили нас, администратор, что ликвидация императора Анханы не будет иметь никакого отношения к политике.
Коллберг сглотнул и осторожно переспросил:
– Никакого отношения к политике?
– Мы интересовались вашим мнением еще вначале, учитывая последние Приключения Пэллес Рид. Понимаете ли вы, насколько опасно позволять героине противостоять гражданским властям? Ведь ее поклонники искренне поддерживают ее попытки бросить вызов законно избранному правительству!
– Но ведь она… э-э… при этом спасает жизни невинных людей… Это вполне допускается сюжетом…
– Вина или невиновность этих людей не важна, администратор. Эти люди обречены своим обществом и, значит, законным правительством, которому противостоит Пэллес Рид. Вы хотите нести ответственность за поступки ее подражателей здесь, на Земле?
– Но… но… я не думаю…
– Вот именно. Вы не думаете. Со времени Кастового бунта прошло всего десять лет, администратор. Неужели вы ничему не научились? Вы забыли, как хрупок механизм нашего общества?
Коллберг ничего не забыл – ужасные дни бунта он провел в кооперативном доме на Гибралтаре.
Обаятельный Первый Актер Десятки по имени Кайел Берчардт своими похождениями в Поднебесье вызвал Кастовый бунт. Он изображал жреца бога смерти Тишалла; общая свобода и личная ответственность, которые он проповедовал, поднимая крестьянское восстание против баронов-грабителей Желед-Каарна, стали лозунгами спонтанных бунтов в разных городах Земли. Недовольные рабочие стали бросаться на высшие и средние касты и даже друг на друга.
К счастью, во время штурма замка одного из этих баронов Берчардт был убит, а полицейские отряды быстрого реагирования подавили волнения, однако Кастовый бунт долго еще оставался ужасающим напоминанием о гипнотической власти актеров над зрителями.
– Но… – забубнил Коллберг, тыльной стороной ладони вытирая пот с верхней губы, – но ведь ей же ничего не удалось, понимаете? Ей нужен только Кейн, абсолютно аполитичный Кейн, который либо спасет ее, либо отомстит а ее смерть.
– Мы тоже так думали. Но как вы тогда объясните это? Логотип Студии исчез с экрана. На его месте появилось монастырское посольство, видимое сквозь глаза Кейна, а в динамике прозвучал голос убийцы: «Если сделать мирную революцию невозможной, жестокая революция будет неизбежна». «Господи, – подумал Коллберг. – Господи боже мой!» На экране снова возник логотип Студии.
– Это заявление, безусловно, имеет отношение к политике, причем может классифицироваться как подрывающее основы государства, если не как предательское. Знаете ли вы, кого он цитировал?»
Коллберг поспешно затряс головой.
– Нет-нет, даже и не подозреваю.
– Хорошо.
Коллберг опустил глаза и увидел на брюках темные пятна пота, оставленные его руками. Он переплел пальцы и до боли сжал их.
