Призрачное отражение в стекле повернуло голову.
– Бизнесмен Шенкс, – басовито прошептал великан – словно заработала вдалеке самолетная турбина. – Спасибо, что явились.
– Не надо зря тратить любезности, профессионал…
– Любезность никогда не бывает излишней. Отпустите ее, господа, прошу, и оставьте нас. Нам с бизнесменом Шенкс необходимо посоветоваться наедине.
– Посоветоваться?! – изумленно начала Эвери. – Да это нелепость! Что вы сделали с Верой?!
– Господа, будьте любезны.
– Не уверен, что это хорошая идея, – прогудел один из социков, – оставлять вас наедине.
– И чего конкретно вы опасаетесь? – Голос Тан’элКота звучал до предела рассудительно, хотя хрипловато и сдавленно, словно у него болело горло. – Единственный выход из этих комнат – дверь, через которую вы вошли. Или вы полагаете, что мы с бизнесменом Шенкс в ваше отсутствие измыслим некий нечестивый комплот?
– Боюсь, – прозвучал бесстрастный ответ, – что ему это не понравится.
– Вот идите к нему и спросите. – Тан’элКот обернулся к вошедшим. В очертаниях его тела было что-то пугающе неправильное, комковатое. – А покуда будьте любезны уважить мое желание. Их вам, сколь мне ведомо, приказало исполнять, покуда они не противоречат вашему, – Эвери показалось, что бывший император подобрал следующее слово с особенным тщанием, – долгу .
Один из полицейских снял с пояса кусачки и перерезал ленту наручников. Эвери встряхнула кистями, разгоняя кровь, потом оправила рукава и, сложив руки на груди, застыла в выжидающей позе. Четверо социков будто бы посовещались между собою неслышно, потом разом повернулись кругом и вышли, затворив за собою дверь.
– Зачем вы приволокли меня сюда? – рявкнула Эвери, стоило им исчезнуть.
– Не я привез вас, бизнесмен. А социальная полиция. Она, как вы могли обратить внимание, действует не по моей указке. Подойдите сюда, к окну. Нам надо поговорить.
– Мне нечего вам сказать.
– Не будьте дурой. Вы уже сказали слишком много. Подойдите.
Эвери неохотно шагнула к нему. Тан’элКот возвышался над нею, точно зря избежавший вымирания дикий зверь. Подходить вплотную Эвери опасалась; она понятия не имела, что он может натворить, но была совершенно уверена, что остановить его не сможет. В тот миг, когда соцполицейские затянули ленту наручников на ее запястьях, она выпала из знакомой реальности. Здесь ее богатство, власть, положение не значили ничего; важней было, что она стройна, хрупка, немолода уже и стоит рядом со здоровым и, похоже, хищным зверем.
И все же она оставалась Эвери Шенкс. Общество могло подвести ее, но гордость – никогда.
Подойдя к окну, она намеренно остановилась в пределах досягаемости великанской длани и так же упрямо отказывалась поднять на него глаза, всматриваясь в комнату за стеклом…
…где среди белых стен покоилась на стальном ложе маленькая златовласая девочка.
– Вера! – Задохнувшись, Эвери попыталась продавить стекло ладонями. – Господи, Вера! – Вставшее перед глазами видение – Вера бьется в конвульсиях, разбивая темя и спину в кровь о голые стальные прутья этого пыточного инструмента – едва не парализовало ее. Она едва могла говорить. – Что ты с ней сделал?! ЧТО ?!
– Я пытался защитить ее, как мог, – мрачно отозвался великан.
– Защитить? – Эвери глаз не могла отвести от ужасов стерильной комнатушки. – Это так ты ее защищаешь ?
– Лучше не могу, – ответил Тан’элКот. – Посмотрите на меня, бизнесмен.
Отмахнувшись, она продолжала глядеть сквозь стекло, цепляясь за самое главное: Вера дышала, продолжала дышать.
– Вытащи ее оттуда немедля!
Могучая рука опустилась ей на плечо, развернув легко, словно ребенка, с такой силой, что о сопротивлении не возникало и мысли.
– Смотрите , – повторил он, и хриплый шепот его обернулся ржавым лязгом. – Мое положение написано на лице.
Эвери глядела на него, разинув рот. Семидесятилетние подобающие бизнесмену сдержанность и приличие слетели с нее вмиг.
Ей помнилось, что когда-то он был красив.
Лицо его походило на смятый и подгнивший гамбургер; вздутые лиловые, зеленые, гнилостно-желтые наросты сливались и перетекали друг в друга. Одна бровь была сбрита, и вертикальный разрез на ней стянут черными стежками, веко под ней зажмурено и раздуто, словно в рот засунули теннисный мячик. Такой же шов полз по лбу на выбритый череп; повисла опухшая щека, и два шва тянулись по ней от уголка рта, один криво вверх, второй так же криво вниз, рисуя на лице одновременно улыбку и гримасу.
Придерживая левой рукой плечо, правую он протянул Эвери, демонстрируя повязку на месте отсутствующего мизинца.
– Если бы вы знали, – промолвил он, – что я перенес, чтобы защитить это дитя.
– Защитить от чего? – спросила Эвери таким же сиплым голосом. – Тан’элКот, немедля объясните мне, что происходит!
– Вы знаете, где мы? Это зверинец при Кунсткамере, бизнесмен. Ветеринарная клиника. Если бы точным – операционный зал. Если вы не сможете или не захотите помочь мне выручить Веру, именно здесь тварь, которая держит нас в плену, изнасилует ее, убьет и расчленит тело. – Лицо Тан’элКота свела мучительная гримаса. – А куски, надо полагать, сожрет.
– Ты же не думаешь, что я… Да это невозможно! Ты же не всерьез!..
– Нет? – Тан’элКот снова протянул ей изувеченную кисть.
Эвери уставилась на нее, не в силах выговорить ни слова, и машинально прикрыла рот рукой.
– Что… что за тварь? Кто за этим стоит? Это все имеет отношение к Коллбергу?
– Лучше вам не знать. Вы и так видели слишком много. Порой невежество – благодать, бизнесмен. В данном случае некоторая доля невежества может спасти вам жизнь.
– Значит, не скажешь.
– Вы мне все равно не поверите.
Медленно и чопорно – вот теперь годы давали о себе знать – Эвери выпрямилась, отняв руку от лица. Она глянула в единственный здоровый глаз бывшего императора, и губы ее сами собой привычно поджались.
– И почему? – спросила она ровным тоном. – С какой стати я должна помогать тебе?
– Я не прошу помочь мне. Я прошу помочь Вере.
– С чего я должна верить тебе? Признаюсь, твои… увечья… потрясли меня, но откуда мне знать, где ты их заработал? Может, попал в автомобильную аварию. Или тебя избили в подворотне.
В лицо ей бросилась кровь. Гнев заполнил каждый уголок души, опустошенной ужасом и трепетом. Она в бешенстве стиснула кулаки.
– Ты же убийца. Лжец. Ты привязал моего сына к кресту. Ты думаешь, я прощу тебя? Думаешь, я могу простить? Думаешь, я не знаю, кто звонил мне той ночью? Думаешь, не знаю, кто прикинулся…