Многие художники скрывают работы, которые не дотягивают до поставленной мастером самому себе планки. Если художник не оставит по себе заметок, эти работы могут затеряться навечно. Ханнто использовал свои способности, чтобы выжимать воспоминания из костей великих, и личная его коллекция постепенно пополнялась неизвестными шедеврами мастеров. Подтвердить подлинность их он не мог и никогда не получил бы полной цены картин или скульптур, если бы выставил их на продажу, но какая разница?
Он и не собирался ничего продавать.
У Ханнто был свой взгляд на искусство. Искусство для него было не просто творением прекрасного и тем более не изображением реальности. Даже не отражением истины.
Искусство – это сотворение истины.
Есть старая поговорка, что для молотка все вокруг – гвозди. Величие искусства в том и состоит, что оно способно показать молотку из этой поговорки, каким видится мир отвертке, и плугу, и глиняному горшку. Если реальность есть сумма наших ощущений, то, расширяя множество точек зрения, можно в буквальном смысле слова расширить реальность .
Ханнто мечтал владеть миром.
В какой именно момент он из собирателя превратился в творца – загадка. Быть может, поистине безумные собиратели – всегда неудачливые художники, покупающие то, чего не в силах сотворить сами. А быть может, тесное общение с покойными мастерами наложило на него свой отпечаток; глядя на мир глазами мертвых художников, он обрел в конце концов свое видение.
Тан’элКот был больше чем суммой личных впечатлений; он был суммой сумм – людей, населявших его разум. Более пятнадцати лет он безраздельно правил сотворенными им тенями. Чья еще воля могла протянуть руку к неоконченной скульптуре, кроме его собственной? Чья воля изменила осанку Давида, подрихтовала челюсть так, что изгиб скулы отражал только отчаяние и усталость? Чья воля могла орудовать молотком и резцом в его руках без его согласия, без его ведома?!
В глубине дома слабо и глухо зазвонил терминал на столе.
2
Тан’элКот кувырком скатился по лестнице, затормозив перед самым столом, остановился на миг, чтобы прибавить свету и оправить одежду.
В почтовом ящике подмигивала иконка «Неограниченных Приключений».
Тяжеловесно и величаво он опустился в кресло.
– Ирида, – пробормотал он командным тоном, – принять вызов. Видео и аудио.
– Профессионал Тан’элКот, вам приказано оставаться у терминала. Ждите голосовой связи с Советом попечителей «Неограниченных Приключений»
Логотип «Приключений» занял весь экран: рыцарь в доспехах на вздыбленном крылатом коне анфас.
– Профессионал Тан’элКот.
Голос слегка изменил интонацию: прежде совершенно механический, он обрел смутный намек на самосознание, ощущение власти.
Из динамиков, вбитых в пол глубоко под столом, донесся собственный голос Тан’элКота: «Передайте вашему Совету попечителей, что в обмен на некоторые поблажки я готов разрешить проблему с Майклсоном».
Тан’элКот улыбнулся.
– Какие поблажки? – спросил голос Совета попечителей.
Итак: никаких преамбул, никаких введений. Ясно и четко, без единого лишнего слова. Тан’элКот кивнул себе. С такими людьми можно иметь дело.
– Союз, джентльмены. Верните меня на родину. Оставьте мне Империю и мой народ. С остальным миром делайте что пожелаете. В пределах Империи вашим целям лучше послужит Ма’элКот, нежели слабые сердца и умы земнорожденных сатрапов. У нас есть общая цель, не так ли? Обеспечить будущее человечества – как здесь, так и на моей родине.
– А в обмен?
Тан’элКот пожал плечами.
– Как я и сказал, я решу за вас проблему Майклсона.
– Проблема, которую представляет собою Майклсон, не стоит столь высокой платы.
Он фыркнул.
– Ну, господа… это пустая отговорка. Будь упомянутая проблема столь ничтожна, вы не обратились бы ко мне.
– Майклсон – никто. Мы создали его. Он есть именно то, что мы сделали из него, – ничтожество. Калека, душой и телом принадлежащий Студии.
Тан’элКот подпустил насмешки в интонации.
– И все же за каких-то пару часов этот калека, этот холоп разрушил ваши планы и обрывки их пустил по ветрам бездны.
– Ты излишне драматизируешь. Это не более чем просчет в области пиара.
– Вы глупцы , – с клинической точностью поставил диагноз Тан’элКот.
Заявление это было встречено молчанием – очевидно, Совет попечителей не привык слышать правду.
– Теперь против вас выступил Кейн, – продолжил Тан’элКот. – Без моей помощи вы пропали.
– Ты так боишься Майклсона?
– Ха! – Как могли люди столь ограниченные дорваться до власти столь огромной? – Майклсона я не боюсь вовсе. Майклсон – иллюзия, глупцы! Истинная его суть – Кейн. Вы не видите разницы между ними двоими, и он уничтожит вас.
– Мы благодарны за твою заботу о нашем благосостоянии.
– Ваше благосостояние меня не заботит нимало, – процедил он сквозь зубы. – Я хочу вернуть себе Империю.
– Высокая цена за небольшую услугу: раздавить беспомощного калеку.
– Дважды глупцы, – заключил Тан’элКот. Они начали повторяться; избыточность – признак помраченного рассудка. – У него есть власть. Единственная власть: безраздельно посвятить себя единственной цели, без жалости к себе и окружающим добиваясь ее. Он не нуждается в иной власти, ибо в отличие от большинства людей осознает свои возможности и готов – нет, счастлив! – воспользоваться ими.
Откинувшись на спинку кресла, Тан’элКот сложил пальцы домиком. Он столько лет проработал учителем, что бессознательно перешел в лекторский режим.
– Такие люди, как Кейн – и, с вашего позволения, я, – оказывают на ход истории определенное давление. Когда мы ставим себе цель и протягиваем к ней руку, силы истории сами собою образуют течение, соединяющее нас. Можете называть его «судьбой», хотя слово это слишком ничтожно для столь могучей потребности. В Поднебесье ее можно даже увидеть: как темный поток Силы, организующий сплетение необходимых событий – сплетение, которое невежды именуют «случайным».
– Тогда мы можем ничего не делать. Он один, нас… несколько. Если ты прав, мы можем замыслить его до смерти.
Тан’элКот стиснул зубы. Они что, догадываются, как действует ему на нервы эта философская трепотня?
– Воля без действия – просто фантазия. Она бесполезна, как судороги паралитика, – действие без руководящей воли… что, могу добавить, идеально описывает ваши усилия до сих пор.
Он склонился к экрану и понизил голос, будто включая невидимых слушателей в круг заговора:
