Он добрался до будки общей связи и ввел личный код. Стены из транспаристила перестали быть прозрачными, обретя каменную фактуру, и мгновение спустя фигурка женщины в белом — ростом всего в ладонь — появилась на маленьком диске. Коротко стриженные рыжие волосы, стройная фигура и выразительные умные зелено-голубые глаза.
— Бэйл, что случилось? Уголки рта сенатора опустились.
— Ты видела постановление, принятое сегодня утром?
— Постановление «Об управлении сектором»? Да, видела…
— Пора, Мон, — решительно перебил он ее. — Пора перестать болтать. Переходим к делу. Нужно внести предложение в Сенат.
— Согласна, но необходимо соблюдать осторожность. Ты уже подумал, с кем мы можем посоветоваться? Кому можнодоверять?
— Детали я не продумывал. Первым в голову приходит Гиддеан Дану. Думаю, мы также можем верить Фангу Зару.
— Согласна. Что насчет Иридик'к-сталлу? Ее чувства направлены в нужную сторону. Еще есть Чи Ииквай.
Бэйл качнул головой.
— Понадобится как минимум несколько часов, чтобы достоверно выяснить их позиции. Поговорю с ними позже. Начать нужно с тех сенаторов, в которых мы уверены.
— Хорошо. Тогда я бы выбрала Терр Таниел. И, возможно, Амидалу от Набу.
— Падме? Вот в этом я не уверен, — протянул алдераанец.
— Ты знаешь ее лучше, чем я, Бэйл, но мне кажется, именно такой сенатор нам и нужен. Она умна, умеет четко выражать свои мысли, у нее есть принципы и сердце воина.
— А еще она давний сторонник Палпатина, — напомнил Органа. — Он был послом во время ее правления. Как можно быть уверенными, что она встанет на нашу сторону, а не его?
— Есть только один способ узнать наверняка, — невозмутимо ответила сенатор Мон Мотма.
* * *
К тому времени когда двери в зал Совета, наконец, распахнулись, Анакин уже был зол. Если бы его спросили, он, конечно же, стал бы отрицать с уверенностью, что говорит правду… но его заставили ждать так долго. А делать при этом было совершенно нечего, разве что смотреть из закопченного окна Башни Совета на поврежденный ландшафт Галактической столицы — поврежденный в сражении, которое он выиграл, кстати, лично. Почти без чьей-либо помощи. Думать тоже было не о чем, кроме как о том, почему им нужно столько времени для принятия такого простого решения…
Зол. Вовсе нет. Он был уверен, что вовсе даже и не злится. Он повторял себе мысленно, что он не злится, и заставил себя поверить этому.
Анакин вошел в зал Совета с опущенной головой в знак смирения и уважения. Но глубоко внутри, за ядерным заслоном, что защищал его сердце, прятался он сам. Прятал он вовсе не ярость: она лишь маскировала истину. За яростью его таился зверь.
Он прекрасно помнил, как впервые вошел в этот зал, как стоял в центре круга, образованного магистрами, удобно расположившимися в креслах, чтобы вынести решение о его судьбе. Он ясно помнил взгляд зеленых глаз Йоды, проникший в его сердце и увидевший там тот ледяной ужас, что пожирал мальчика, как бы Анакин ни старался отрицать это. Страх того, что он никогда больше не увидит мать.
Никаким образом, ни за что на свете не мог он позволить им увидеть, во что с годами превратился этот ужас.
Медленно Анакин прошел в центр изящного орнамента и повернулся к старшим членам Совета. Мысли и настроение Йоды, как всегда, невозможно было понять: его морщинистое лицо являло собой маску безмятежного созерцания. Мейс Винду больше всего был похож на статую самому себе. Призрачные изображения Ки-Ади-Мунди и Пло Куна парили над их креслами — голограммы воспроизводились встроенными в кресла проекторами. Аген Колар сидел в одиночестве между пустыми креслами Шаак Ти и Стасс Аллие. Оби-Ван сидел в кресле, что когда-то принадлежало Оппо Ранцисису. Вид у него был задумчивый. Даже встревоженный.
— Анакин Скайуокер, — голос Мейса Винду был столь суров, что дракон внутри Анакина инстинктивно свернулся. — Совет пришел к решению подчиниться указанию канцлера Палпатина, равно как и инструкциям Сената, дающим ему беспрецедентную власть диктовать свою волю этому Совету. За сим тебе предоставляется место в Верховном Совете Ордена как персональному представителю канцлера.
Долгую минуту Анакин стоял затаив дыхание, пока не уверился, что он действительно слышал это. Палпатин был прав. Он часто в последнее время оказывался прав. А в самом деле, невозможно было вспомнить, когда Верховный канцлер был не прав.
Постепенно он позволил себе понять, что Совет, в конце концов, решил дать ему то, что он желал всем сердцем, что они наконец-то признали его достижения, его преданность, его силу. Он медленно глубоко вздохнул.
— Спасибо, магистры. Ручаюсь, я буду поддерживать высшие принципы Ордена.
— Решение это не с легкостью Совету далось, — уши Йоды повернулись вперед, как будто он обвиняюще указывал ими на Анакина. — Беспокоит этот шаг канцлера Палпатина. Во многих смыслах.
Они больше беспокоятся о том, чтобы избежать надзора со стороны Сената, чем о победе в войне. Анакин чуть склонил голову.
— Я понимаю.
— Не уверен, что понимаешь, — Мейс Винду подался вперед, устремив оценивающий взгляд прямо в глаза Анакина.
Но тот едва заметил это. В мыслях он уже покинул зал Совета, ехал на турболифте в архивы, требовал доступа к закрытой части архивов на основании своего нового ранга…
— Ты будешь посещать собрания этого Совета, — сказал мастер-коруннай. — Но тебе не будут присвоены ранг и привилегии магистра.
— Что?
Это маленькое, такое простое слово инстинктивно вылетело в ответ на слова, что били, как удары, как оглушающие взрывы, от которых в голове раздался звон и комната тошнотворно закружилась. Он сам не узнал голоса, произнесшего это слово. Более низкий, глухой, будто голос пьяного, казалось, вышедший из самых глубин его сердца. Этот голос был переполнен яростью.
— Как вы смеете? Как вы смеете?
Анакин застыл на месте, будто приклеенный к полу. Он даже не понял, что говорит, как будто кто-то другой произнес за него эти слова — и теперь он узнал этот голос. Похожий на голос Дуку, он тем не менее принадлежал не графу. Это был голос того, кто уничтожил Дуку.
— Ни один джедай в этой комнате не сравнится со мной в силе — больше, ни один джедай в Галактике! Вы думаете, что можете отказать сделать магистром меня?
— Канцлера представитель ты, — отвечал Йода. — И как представитель в Совете находиться будешь ты. Сидеть в этой зале ты будешь, но без права голоса. Представлять будешь взгляды канцлера. Желания его. Идеи и директивы его. Не свои.
Из глубин сердца пришел ответ, настолько превышающий ярость, что звучал он холоднее межзвездного пространства.
— Это оскорбление: меня и канцлера. Не воображайте, что это вам сойдет с рук.
Глаза Мейса Винду были столь же холодны.
