Все взоры обратились на говорящего.
— Вульфгар? — Князь прищурил посветлевшие глаза. — Ты сделаешь это для меня?
— Да, князь. Я это сделаю.
— Хорошо. Мы выступаем на Новгород через шесть седмиц. Если до тех пор ты не добудешь мне удачу, я добуду ее сам — на поле брани. На том и порешим.
4
Пировали так, будто наслаждались застольем последний раз в жизни. Егора и его друга Торта усадили на почетное место рядом с князем и ярлами.
Поначалу Егор старался пить мало, чтобы сохранить ясную голову, но здравицы в его честь сыпались одна за другой, и каждый раз старик-виночерпий, по указу одного из вождей, доверху наполнял его рог ароматным ромейским вином.
Отказываться было нельзя, и в конце концов Волчок здорово напился.
Торт, а по-местному — Торгрим Белая Голова, сидевший неподалеку, посматривал на него насмешливым взглядом, в котором можно было прочесть и тревогу. Белобрысый гигант не горел желанием отправляться в гости к темным тварям и не был уверен в том, что, вызвавшись в этот гибельный поход, Егор поступил правильно.
«Хорошо хоть с носителем ему повезло, — подумал, глядя на гиганта, Егор. — Мог бы очнуться в теле немощной старушки или семнадцатилетней отроковицы, вышивающей крестиком рушник!»
Егор представил себе эту картину и засмеялся.
Вождь свейских викингов белолицый Догмар, услышав смех Егора, тоже засмеялся. Он вдруг вскинул руку, призывая к тишине. Викинги и русичи умолкли. Дагмар поднялся, сжимая в пальцах свой сирийский кубок, и, глядя на Егора, пропел торжественным голосом вису:
Храбрый воин Вульфгар
С бегом волн отбудет
Туда, где снега не сходят,
Даже летом не сходят.
Длань свою мечу вручит.
Выйдет к пещере без страха,
Острый клинок свой поднимет
И поразит в одночасье
Свирепого пса Гарма.
А коли сам в бою ляжет
Костьми на сырую землю,
Сырую от крови братьев,
То верно отправится с песней
Туда, где в веселой Валгалле
Храбрые вои пируют!
Закончив вису, Догмар опрокинул в глотку вино и с силой грохнул кубком об стол.
— Возвращайся с победой, Вульфгар! — громко произнес он. — Клянусь молотом Тора, я награжу тебя щедрее, чем сам конунг Вальдемар!
Егор хотел сказать, что делает это не ради награды, но лишь улыбнулся в ответ хмельной улыбкой. Голова у него шла кругом.
Торт тоже был пьян, отчего грозное лицо его приобрело добродушное выражение. Обняв Егора за плечи, гигант задушевно проговорил:
— Знаешь, Волчок, а мне здесь нравится. В нашем времени меня считали уродом, а здесь я нормальный человек. Такой же, как остальные.
— Не стоит себя недооценивать, здоровяк, — ободряюще сказал ему Егор. — Здесь ты тоже изрядный страшила.
Выпив еще один рог вина, Торт зашептал Егору на ухо:
— По правде говоря, брат, мне немного не по себе. Среди людей нет ни одного, с кем я не вызвался бы сразиться, но темные твари… — Торт качнул белобрысой, массивной головой. — …Они меня пугают, Волчок.
Егор глотнул вина и насмешливо изрек:
— Я бы тебе посоветовал запастись подгузниками, но здесь их не продают.
По румяному лицу Торта пробежала тень. Заметив это, Волчок миролюбиво добавил:
— Не бери в голову. Даже если напрудишь в штанишки, я сделаю вид, что не заметил. — Егор засмеялся и подставил рог виночерпию.
Выпив вина, он вновь подозвал виночерпия. Спустя полчаса он сказал Торту:
— Не знаю, как ты, брат, а моя душа просит песни.
— Наш храбрый Вульфгар хочет произнести вису! — крикнул кто-то.
— Пусть произнесет! Слово Вульфгару! — заголосили викинги.
Волчок поднялся со скамьи. Пошатнулся, но устоял на ногах. Затем набрал полную грудь воздуха и запел:
Что ни вечер, то мне, молодцу,
Ненавистен княжий терем.
И кручина, злее половца,
Грязный пол шагами мерит.
Завихрился над осиною
Жгучий дым истлевшим стягом.
Я тоску свою звериную
Заливаю пенной брагой…
Викинги слушали удивленно и внимательно. А в Егора словно черт какой вселился — пел он проникновенно, душевно, голосисто:
Встану, выйду, хлопну дверью я —
Тишина вокруг села.
Опадают звезды перьями
На следы когтистых лап.
Выпей — может, выйдет толк,
Обретешь свое добро.
Был волчонок — станет волк.
Ветер, кровь и серебро.
Закончив петь, Волчок рухнул на скамью.
— Что это за виса? — спросил князь Владимир.
— Песня. Про оборотня, — ответил Егор.
— Про волколака? — уточнил воевода Добрыня.
Егор кивнул:
— Ага.
— Ишь ты. Видать, и у нежити лесной бывают тоскливые часы.
— А у кого их не бывает? — Егор вновь подозвал виночерпия. Посмотрел, как тот наполняет рог вином, вздохнул и сказал: — Всякая тварь живая тоскует.
— Да разве ж оборотни живы? — усмехнулся кто-то из викингов.
— А разве нет? — парировал Егор.
— Волколаки — навроде упырей. Одна только плоть без всякого характера.
— Плоть тоже может тосковать, приятель. Да и попробуй отдели одно от другого — плоть от характера, ногти обломаешь.
Егор вздохнул и снова взялся за выпивку. Вскоре он был настолько пьян, что душа его потребовала танцев. Под одобрительные возгласы викингов он вскочил со скамьи и, пустившись в пляс, громко запел:
С тестем я кино смотрел, чуть не офигел!
Оборотень там один прыгал и ревел!
«Эт, конечно, все брехня», — мне промямлил тесть.
Но докажу вам, что они — есть, есть, есть!
Викинги тоже пустились в пляс, а ноги Волчка подкосились, и он, пьяно улыбнувшись, повалился на пол.
5
Утренний свет, бледный и холодный, упал Егору на лицо. Он открыл глаза, приподнялся на скамье и поморщился от головной боли. В черепе загудел колокол, к горлу подкатила тошнота.
— Как ты себя чувствуешь, Волчок? — пробасил с соседней лавки Торт.
Егор разлепил сухие губы и сипло ответил:
— Как окурок в пепельнице.
Торт встал с лавки и вышел за дверь. Вскоре он вернулся с ковшом ледяной воды.
— Выпей — полегчает, — предложил белобрысый гигант, протягивая ковш Егору.
