— И как же?
— Он должен воссоздать условия эксперимента. И главное — вернуть вещи, которые исчезли вместе с пропавшим физиком. Квантовый вихрь разбросал их по разным временам и эпохам. Я должен был собрать их вместе.
Белый человек одобрительно кивнул.
— Что еще ты помнишь? — спросил он затем.
— Мало что… — Егор с усилием потер пальцами лоб. — Воспоминания ускользают от меня… Наверное, так и должно быть. Я всегда думал, что когда человек умирает, он оставляет груз воспоминаний на земле. Странно, что я еще хоть что-то помню.
— Твоя работа не закончена, Егор, — сказал белый незнакомец.
Волчок сдвинул брови.
— Не уверен, что хочу ее заканчивать.
Несколько секунд белый незнакомец молчал, а затем проговорил, и голос его прозвучал громко и веско:
— Когда-то ты поклялся служить Господу верой и правдой. Ты пообещал направить свою силу на добрые дела.
Егор дернул щекой:
— Это было в эпоху Средневековья. В то время все клялись именем Божьим.
— Ты был проклят и обращен в демона-оборотня, — продолжил белый незнакомец, словно не обратил внимания на слова Егора. — Но ты хотел избавиться от этого проклятия и заслужить себе прощение. Ты встал на правильный путь и должен пройти его до конца.
— Но я не хочу возвращаться, — упрямо произнес Волчок.
— Тебе придется это сделать.
Егор прищурил желтоватые глаза.
— А как же свобода выбора? — с холодной иронией осведомился он.
— У тебя ее нет, — ответил белый незнакомец. — Ты солдат, давший присягу. Такой же, как я.
Егор подождал, не добавит ли собеседник еще чего-нибудь, и, поскольку тот молчал, заговорил снова:
— Что меня ждет после возвращения?
Лица незнакомца было не разобрать в густом тумане, но Волчок понял, что тот усмехнулся.
— Для того чтобы это узнать, ты должен вернуться.
Егор помолчал, пытаясь собраться с мыслями, а потом неуверенно проговорил:
— Мне кажется, что со мной случилось страшное горе… Но я не могу вспомнить, какое именно.
— Ты говоришь о смерти? — уточнил белый незнакомец.
Егор покачал головой:
— Нет. Я говорю о потере, которая страшнее смерти.
— Возможно, так и есть. Но я сделаю так, что ты никогда об этом не вспомнишь.
— Почему?
— Ты должен быть сильным и действовать решительно. Так же, как действовал до сих пор.
— Но…
Слева и справа от незнакомца вспыхнули ослепительные языки белого пламени, напоминающие распростертые крылья. Не в силах выдержать это ослепительное сияние, Егор зажмурил глаза.
Глава 2
Воскресший
1
Врач хирургического отделения Андрей Сергеич Кочетков пил кофе, когда дверь кабинета приоткрылась и в щель всунулась красивая головка медсестры Олечки Самойловой.
— Андрей Сергеич, там с коматозником из седьмой что-то происходит! — взволнованно сказала она.
Доктор Кочетков, тридцатилетний, темноволосый, красивый и серьезный, поставил чашку на стол и быстро поднялся. Он поднялся бы в любом случае, но пациент из седьмой палаты интересовал его гораздо больше других. Это был необычный пациент, можно даже сказать — экстраординарный. В реанимацию его доставили чуть больше месяца назад с двумя пулевыми ранениями. Одна пуля вошла бедняге в грудь, перебила перикард, задела сердце и вышла из спины. Вторая нанесла еще более страшное ранение, она пробила пациенту левую височную кость, прошла через голову, повредив головной мозг, и вышла из темени, пробив в нем дыру двухсантиметрового диаметра.
После таких ранений человек обычно умирает. Но этот — выжил. И не просто выжил, а пошел на поправку. Поврежденные ткани регенерировались с невероятной быстротой, и сейчас, месяц спустя, они восстановились практически полностью.
Кочетков относился к странному пациенту ревностно, подтасовывая факты и ограждая информацию о его истинном состоянии от всего персонала клиники. Странный пациент был для Андрея Сергеевича превосходным шансом защитить диссертацию и получить докторскую степень, и он не собирался упускать этот шанс или уступать его другому.
Насколько Андрей Сергеевич мог судить, полицейским так и не удалось установить личность пациента. Были в этом деле и другие удивительные факты, о которых Кочетков предпочитал не думать, поскольку никакого отношения к его будущей диссертации они уж точно не имели.
Одна беда: несмотря на быстрое заживление ран, пациент все еще пребывал в коме, и рассчитывать на то, что он из нее выйдет, особо не приходилось. По всей вероятности, нейронные связи, разрушенные пулей, не подлежали полному восстановлению.
И все же доктор Кочетков надеялся на чудо. Если оно уже однажды произошло, то почему бы ему не произойти вновь?
— Что там? — спросил Кочетков, уже шагая к двери.
— Всплеск мозговой деятельности!
— Ясно.
По коридору Кочетков вышагивал так стремительно, что Олечка не поспевала за ним.
В седьмой палате он обнаружил у кровати пациента еще одну медсестру.
Доктор Кочетков взглянул на монитор и отдал распоряжение:
— Анарпидол внутривенно!
Медсестра кивнула.
Пока сестры кололи пациента, доктор вгляделся в его лицо и прошептал:
— Невероятно.
— Готово, — сказала медсестра Олечка. — Доктор, у него показатели, словно у здорового человека!
— Да, вижу.
Пациент, лежавший на кровати, дышал глубоко и размеренно, а на щеках у него играл румянец. Доктор снова взглянул на монитор.
— Удивительно, — пробормотал он. Затем повернул голову и обронил, обращаясь к медсестрам: — Вы можете идти.
Те кивнули и привычно двинулись к выходу. Дождавшись, пока они выйдут и прикроют за собой дверь, доктор Кочетков вновь склонился над пациентом, осмотрел небольшой шрам у того на левом виске, нахмурился и сказал:
— Кто же ты такой, дружище? И почему так быстро восстанавливаешься?
На мгновение доктору показалось, что веки пациента дрогнули. Он снова пристально вгляделся в худощавое лицо коматозника.
Нет, показалось. Лицо парня оставалось неподвижным, хоть и выглядел он намного здоровее и даже свежее, чем несколько часов назад.
Доктор Кочетков хотел выпрямиться, но тут произошло нечто невероятное: правая рука пациента, обвитая жгутиками капельниц, взметнулась и схватила врача за горло. Тот отшатнулся, захрипел, попробовал вырваться, но пальцы больного держали его за горло так крепко, словно были сделаны из железа.
