Поначалу получалось туго. Послушник нервничал, торопился. Пару раз рисовал серпом окружность, стирал и делал заново. Но затем втянулся в работу, забыл об опасности и окружающем мире. Руки действовали отдельно от сознания: долбили в земле канавки, делали дуги, хорды, прямые. Голова гудела от натуги. Пред внутренним взором танцевали ряды символов, чисел, вспыхивали и пропадали сложнейшие формулы.
Координаты? С точкой отправки понятно, нарисовал. Но где открывать вторые Врата? Да Мрон знает! До Джара не дотянуть, энергии не собрать и за час. Ближе? На пару тысяч шагов — не имеет смысла. Тогда Окран. Какую высоту задать? Мрон! Столько неопределенностей… Ладно, демоны с ним. Сделаем чуть выше. Падать неприятно, но материализоваться в скале или земле еще хуже…
Послушник разогнулся, шумно выдохнул. На земле красовалась фигура: идеально ровный круг шагов десять в диаметре с вписанной пятиконечной звездой. Канавки ровные, словно делались под линейку, достаточно глубокие. По внешней стороне окружности виднелись замысловатые символы — координаты. Осталось набросать Знаки Сил внутри и по углам звезды. Но Тьма! Пока работал, потерял ощущение времени.
— Быстрее! — процедил Лохматый. Голос стал грозным, почти рычащим.
Бродяга выглядел монументом — обезличенный в натянутом по самый нос капюшоне и кольчужном хауберте. Но каждая черточка буквально дышала внутренней силой. Чувствовалось, что за ледяной броней бьется тугой сгусток пламени. И каждую секунду может вырваться наружу, сжечь мироздание…
— Пытаюсь, — простонал Птиц.
Мир подернулся сероватой пеленой. Парень перестал ощущать запахи, ветер, мороз. Звуки отдалились, в ушах зашипело. Во мгле вспыхивали пламенные дорожки букв и цифр, голова раскалывалась от чудовищного напряжения.
Ирн даже начал испытывать некий азарт. Наперегонки со временем, наперегонки со смертью! Проверять символы и не пытался — некогда. Лихорадочно долбил острием серпа канавки, сразу переходил дальше. Попутно шептал предварительные заклятия. Заставлял почву уплотняться, посредством ветра убирал пыль и сор… Эскер когда-то действовал гораздо проще. Создавал мысленный образ, применял огонь. Но здесь так не выйдет. Да и способности импровизировать у Птица почти нет. Или есть?.. Мрон!..
Ругательства сорвались с языка вперемешку с заклятиями. Ветер взвыл, острой косой прошелся над землей и врезался в ближайший забор. Брызнули щепки, раздался душераздирающий скрип. Ограда покачнулась, медленно завалилась. Лохматый поморщился и осторожно отшагнул в сторону. Демоны поймут чародея. Бегает вокруг рисунка как оголтелый. Лицо бледное, а глаза круглые и бешеные…
Ирн коротким импульсом смирил ветер… Как же не подумал сразу? Нанести Знаки мало. Нужно инициировать якоря, настроиться на Стихии. От пяти до десяти минут на каждую. А без энергии контур — обыкновенный рисунок. Загадочный, красивый, но рисунок. Неужто придется смириться? Брать посох и строить щиты, готовиться к битве, надеяться на удачу… Так?! Должен же быть какой-то выход! Без якорей никак. Попробовать уложиться? Нет, сомнительно. Тогда чем-то заменить?.. Сами по себе Стихии не важны. Просто дают энергию, делают схему стабильной.
Уныние и тоска закрались в душу. Птиц застонал, мрачно уставился на руки. Пальцы грязные и мозолистые. Ногти обломанные, с черными ободками по краям. Ладони в царапинах, мелких ранках и ожогах — заклятия порой оставляли неизлечимые следы. А дальше засаленные рукава рубахи, характерные буроватые пятна подсохшей крови. Птиц не поверил дикой мысли. А что, если… Да! Стоит попробовать!
— Меч! — повелительно произнес послушник.
Лохматый молча присел на одно колено, протянул клинок рукоятью вперед. Но лекарь поморщился, воткнул острие в землю. И прежде чем бродяга успел перехватить руку, провел запястьем по лезвию. Громко и страшно хрустнула кожа, на землю хлынули почти черные ручейки. Парень задрожал, вскрикнул. Было больно и ужасно неприятно…
— Ты что творишь? — прошипел нищий. Вырвал меч из рук послушника, заворчал с недовольством.
Лекарь не обратил внимания. Торопливо, пока рана не закрылась, подскочил к фигуре. Склонился над звездой, принялся сцеживать жизненную влагу по каплям. В углы пентаграммы, на основные Знаки. Но полностью окропить не успел. Кровь, к сожалению, быстро загустела. В руке появилась неприятная боль — вены оказались почти пусты.
— Нужно еще, — бесстрастно сказал послушник. Быстро закатал второй рукав, протянул руку к мечу. — Дай.
Лохматый развязал ремешки, сбросил латную перчатку. Провел запястьем по лезвию. Кровь брызнула не в пример резвее, чем у парня. Нищий собрал полную горсть, глянул вопросительно.
— Куда?..
Птиц торопливо указал — центр звезды, точки пересечений, линии. Бродяга равнодушно вылил. А когда не хватило, резанул руку еще раз — чуть выше. Через минуту каждый символ и канавка оказались отмечены черными каплями. Послушник благодарно кивнул: хватит. Подхватил посох и глубоко вдохнул… Момент истины!
Язык споткнулся о труднопроизносимые фразы, сложные ударения. Но с каждым словом получалось лучше и лучше. В душе шевельнулась радость. Почти половина длинного и монотонного речитатива заняла полминуты. А дальше Птиц с изумлением сообразил, что начинает приплетать к установленной форме новые куски. Причем из той загадочной и трудной Магии Крови, заклинания коей так пугали раньше — слишком сложные, чересчур мудреные… Парень попытался остановиться. Но спустя секунду осознал — так и должно быть, так надо.
Древко посоха разогрелось, замерцало угрожающе багровым. Сноп искр сорвался с пальцев, ударил в фигуру. Волна горячего воздуха подняла пыль. Каждая капелька крови превратилась в сияющий рубин. Послышалось шипение, запахло серой и гарью. Последнее слово сорвалось с языка. Столб холодного алого пламени взметнулся к небесам. Продержался ровно три стука сердца, медленно опал и втянулся в почву. Из пустоты ударил пронизывающий ветер. Над замысловатой фигурой появилось окно, глубокая круглая дыра. Незримая, но явная.
Ноги подогнулись, парень обессиленно рухнул на колени. Горячий пот стекал по спине и груди, мутными ручейками бежал по щекам. Глаза щипало, в ушах оглушительно бухало… Получилось!..
Бродяга и лекарь переглянулись. Ирн коротко кивнул, поднялся на ноги и проверил мешок. Внутри громко чихнули, завозились. Колючка успел задремать. И хорошо — меньше тревог.
— Сколько прошло времени? — задал Птиц самый главный вопрос.
— Минут десять, — ответил Лохматый и задумчиво потер подбородок. — В жизни не видел, чтобы так быстро работали… Ну как?..
В душе возникло удивление. Как — десять минут? Казалось, не меньше получаса. Стоп! Значит, успел! Безликому еще долго бежать до деревни. А следовательно… да, спасены!.. Парень глуповато улыбнулся, гордо сбил с волос капельки пота. Можем, когда хотим!..
— Получилось, — устало подтвердил послушник. — Надо уходить.
Нищий развернулся, сделал шаг к дороге и поднял руку для условленного сигнала. Но внезапно застыл, присел в низкой боевой стойке.
