— Во мне говорят те же остатки человечности. Это ненадолго. Моя сущность меняется слишком быстро. Чародея я сумел спеленать лишь Призраком Тишины.
— Понятно. Он дрался без посоха?
— Да. Мне кажется, оставил где-то из опасения потерять в пылу битвы. Глупо. С артефактом сумел бы уничтожить меня. Я думаю, посох остался в одной из крепостей Свободных. Ближе всего Третья.
— Ясно! Ты сможешь добыть артефакт?
— В крепости много боевых магов. Слабаки, но совокупной мощью смогут обрезать те нити, что держат меня в мире живых. Я не возьмусь за это задание.
— Ты трусишь, Киаран?
— Страх… ненависть… последнее, что я еще могу испытывать. Любая человеческая эмоция держит меня тут. Если растеряю их, то уйду в Нижние миры. А мне бы этого не хотелось.
— Почему?
— Там нечего жрать. А тут есть люди.
— Как отвратительно. Избавь меня от описания своих пищевых пристрастий.
— Как пожелаете.
— Теперь об оплате. Мы договаривались о тысяче золотых. Но так как посоха не достал, то урезаю награду до пятисот монет. Устроит?
— Хрр… Деньги теперь не интересуют меня.
— Что же ты хочешь?
— Я согласен на десять человеческих душ. Лучше детей. Кровь даст силу, трепетные души позволят мне чувствовать.
— Киаран!!! Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу на это пойти. Это мои люди! Я обязана заботиться и защищать!
— Понимаю. Но быть может, вы сможете отступить от принципов? Я понес невосполнимые потери. В конце концов, мы договаривались об оплате.
— Нет, лич!!! Мы договаривались о золоте. Пятьсот монет можешь получить у казначея. О людях забудь!
— Но…
— И еще… когда заберешь оплату, убирайся прочь! Чтоб духу твоего не было в моих землях! Иначе собственными руками спущу в Нижние миры!
— Ссориться с личем неразумно.
— Ссориться с заклинательницей Клана Листа неразумно. Прочь!!! Или исполню свою угрозу сейчас же!!!
— Хрр… Вы еще пожалеете, Иррэ Айну. — Прочь!!!
Голоса были приглушенные, едва различимые. Но постепенно они приблизились, обрели четкость. Я еще не осознавал, о чем говорят эти люди или нелюди и кто они вообще такие. Но оба голоса показались смутно знакомыми. Один шипящий, с хрипотцой и прирыкиванием. Другой явно женский. Мелодичный и мягкий, но со стальными нотками человека, привыкшего повелевать. Затем наступила тишина, прерываемая лишь шуршанием ткани и какими-то стуками.
Откуда-то издалека пришла боль. Сначала легкая, как щекотка. Но со временем она превратилась в яркие всполохи. В какой-то момент я ощутил свое тело и поразился, насколько оно слабое и изломанное. Болело буквально все. В груди чувствовались жжение и резь. Там будто засел целый ворох раскаленных иголок. Руки и ноги в синяках, ожогах, порезах. Правую сторону лица словно облили кислотой. Несколько минут я чувствовал боль как бы вне себя. Но затем последовала яркая вспышка — и разум затопили огненные реки. А вместе с болью возникло удивление. Вслед за эмоцией промчалась первая вялая мысль: неужели живой?
Вокруг была тьма. Густая, непроницаемая. Но вот где-то вдали возник маленький красноватый огонек. Постепенно разросся, затопил мир алым заревом. «Свет факелов или свечей проникает сквозь веки», — догадался я.
— Дрок! — послышался тот же мелодичный женский голос.
— Да, госпожа? — Этого я раньше не слышал. Но, судя по интонациям, — слуга. Хотя нет, голос слишком грубый, пропитой. Быть может, стражник или тюремщик.
— Окати гостя водичкой. А то заспался. Почти пришел в себя, но пока ничего не соображает. Надо освежить.
— Слушаюсь, госпожа.
«Кто не соображает? — подумал я с детской обидой. — Я, что ли?.. Да вы таких сообразительных в жизни не видали!»
Но тут на меня обрушился целый водопад теплой воды. Я вздрогнул, дернулся, пытаясь отшатнуться. Открыл рот, чтобы послать этих умников далеко и надолго, но туда затекла вода. Я захлебнулся, булькнул и захрипел, задыхаясь. Вода оказалась противной, застоявшейся: отдавала тиной и ржавчиной. Но хоть что-то… Можно смочить потрескавшиеся губы и шершавый, как терка, язык. Во рту появилось немного кислой слюны, а в животе вспыхнула резкая боль. Боги! И там тоже?..
— Хватит, Дрок. А то утонет наш гость.
— Да-да, госпожа. Но я думал, ему не повредит.
— Выйди, Дрок. Оставь нас наедине. Я хочу поболтать с ним.
— Слушаюсь, госпожа. Если захотите еще и развлечься, то в жаровне есть несколько каленых прутиков. А вон там на полке клещи и ножи. Хорошие, острые. Сам точил.
— Не беспокойся, у меня свои методы. Оставь нас.
— Уже ухожу, госпожа…
Послышались тяжелые шаги, скрип и стук закрываемой двери.
Я мотнул головой. Словно издали услышал собственный слабый и жалобный стон. Как же больно! Даже в Преисподней не испытывал подобной боли. Но тогда я был гораздо слабее. Сознание терял так часто, словно благородная девица при виде мыши.
— Открывай глазки, герой! — услышал я насмешливый голос.
Я зарычал, попытался рвануться навстречу, чтобы задушить стерву в последнем отчаянном броске. Но в запястьях вспыхнула боль, а где-то над головой зазвенела цепь. «Тщетно, — понял я. — Заковали…»
Долго пытался разлепить веки. Но ресницы то ли слиплись от крови, то ли просто расплавились. Удалось открыть один глаз, и то чуть-чуть. У меня, наверное, появился изрядный синяк. Веки были тяжелые и горячие, заплывшие. На какое-то время я ослеп от яркого света. Но усилием воли изгнал цветные пятна, сфокусировал взгляд.
Обнаружилось, что я прикован к стене в маленьком и тесном помещении. Пыточный подвал, по всей видимости. В свете факелов увидел множество различных приспособлений: начиная с тонких иголок, что так удобно загонять под ногти, и заканчивая банальной дыбой. В углу стояла маленькая жаровня, о которой и говорил палач Дрок. В алых углях лежало несколько толстых железных прутьев. Острые концы уже приобрели вишневый цвет, по ним бегали маленькие желтые искорки.
Одежды мне не оставили. На мне оказалось лишь нижнее белье. Ноги и грудь в пятнах синяков, на бедре неглубокая рана. Края вздутые и покрасневшие. Сквозь подсохшую корочку медленно сочилась кровь.
Воздух был спертый и тяжелый, очень горячий. Дышалось трудно, в ноздри бил тошнотворный запах застарелой крови и человеческих внутренностей. Запах смерти — так его, кажется, поэтично называют дураки-стихоплеты.
— Очнулся, дружок? — участливо спросила Катрин.
Я поднял голову повыше, чтобы видеть врага, попытался плюнуть в лицо. Тщетно. Та слюна, что была, уже успела высохнуть. Мрон, как же хочется пить!
— А пошла ты… — с усилием прохрипел я. И назвал точный адрес.
