Но тут пауки, действуя щупальцами и передними ногами как катапультами, начали швырять горящие останки и тела своих собратьев обратно, нагромоздили дымящийся вал в три человеческих роста высотой и, упершись в него головами, стали двигать его вперед, вынуждая наши отряды отступить вместе с повозками.
Тут уж нам самим пришлось сражаться с горящими останками, разбрасывая их в разные стороны, чтобы проложить сквозь вал трупов тропинку для следующей атаки. Все это время безобразно обрюзгший А-Рак не двигался с места, и с каждой секундой эта неподвижность становилась все более и более пугающей. Ожерелья мутных глаз были мертвы, как и колючки, которыми ощетинилось его тело. Снаружи могло показаться, что всякая искра жизни погасла в нем, пока наконец какое-то движение не возникло внутри этого огромного саркофага. Колоссальное раздутое брюхо медленно, трудно всколыхнулось, точно по нему прошла рябь, и сразу же две ноги начали вытягиваться, кривые, как картофельные ростки.
Короче говоря, отчаянная попытка бога удалась: магия нового превращения клокотала внутри его раздутого обжорством трупа. Пока мы разгребли пылающие останки, бывшие некогда живыми существами, и приготовили помпы к очередной атаке на авангард противника, брюхо А-Рака уже покрылось новыми, похожими на опухоли наростами.
И опять град огненных стрел разжег бушующее пламя, в котором погибли, может быть, с десяток пауков. И опять собратья выбросили из своих рядов их тела, и мы оказались перед горящей стеной. Отчаяние начинало овладевать нами. Пока мы убивали пауков по капле, А-Рак – это было видно по могучим содроганиям его тела, – усиленно готовился к преждевременному перерождению.
Нестройные возгласы радости донеслись со стороны отдаленной воздушной крепости, и тут же засевшие на крышах вокруг площади отряды разразились криками еще более громкими. Паанджа Пандагон и Фурстен Младший спешили нам на подмогу во главе пятнадцати сотен вооруженных пиками и алебардами наемников, а за ними тяжело вышагивал, сминая железными шипами своих давилок мостовую на бульваре, отряд подкованных титаноплодов!
Накричавшись до хрипоты, мы расступились, давая дорогу новому авангарду.
Помощь прибыла как раз вовремя, ибо бесформенная туша А-Рака колыхалась и вздрагивала все чаще, потом вдруг вспучилась с такой силой, что вся земля загудела, заглушив даже тяжкую поступь титаноплодов.
ЛАГАДАМИЯ 9
Шелковый саван белизной не уступал бы луне, если бы не лихорадочные цветные вспышки, то и дело пробегавшие по нему. Пока шел воздушный бой, переливающаяся сфера, как маяк, притягивала чудовищ, которые надвигались со всех сторон, кромсая ногами озерную гладь, а мы налетали на них сверху, отсекали им ноги, выкалывали глаза и оставляли тонуть. Горячечное свечение шелка превратилось в пламя, которому нет названия на земле, и тогда ведьма воскликнула:
– Глядите! Он крутится и вертится! Что это – она просыпается или шелк защищает ее?
Белая глыба и впрямь замерцала, вращаясь, и из воды поднялся ее мокрый бок со здоровенным пауком, который уже примеривался к шелковой волокнистой поверхности, нестерпимо сверкавшей там, где острия клыков прикасались к ней.
Мы спикировали на него. Сначала в разные стороны полетели клыки. Но чудище все цеплялось за кокон, и тогда мы (не без некоторых усилий, паук и впрямь был очень большой) отрубили ему ноги, а шелк помогал нам, приподнимая и крутя его так и этак, одну за другой подставляя под удар его конечности. Тем временем клыки, которые повисли, зацепившись за шелк, задымились и съежились, а потом и вовсе растаяли в призрачном пламени, как свечные фитильки.
– Ее присутствие пробуждает в них боевой дух! – провозгласила Желтушница. – Это души, плененные паутиной, это они жгут и не пускают паучье отродье! Они защищают Пам-Пель. Она пробуждается, и они чувствуют, что она – орудие отмщения!
И хорошо, что плененные паутиной призраки встали на нашу защиту, ибо ужасным тварям, которые спешили к нам отовсюду, не было, казалось, конца. Когда легкие перистые облачка, предвестники зари, серебряным веером раскинулись на полнеба, мы увидели, что целое войско ужасных исчадий ада бредет к нам по воде, и еще столько же их ползало по дну. Кокон крутился не переставая, то и дело выбрасывая на поверхность все новых и новых пауков.
Мы рубили и кололи не покладая рук, а они все прибывали и прибывали, пока вся поверхность озера не заискрилась одной мыслью, но теперь это был не тот членораздельный, насмешливый мыслепоток, к которому мы привыкли, нет, одна навязчивая мысль, как пожар, охватила всех, набатным звоном отдаваясь в наших головах, но все, что мы могли разобрать, это: «Oна! Враг!»
Солнце встало, а мы все дрались, поднялось на две, на три пяди над горизонтом, а мы все дрались. Руки двигались словно сами по себе, как в лихорадочном бреду, глаза ни на миг не отрывались от шелковой сферы, – мы давно уже перестали обращать внимание на прочих чудовищ, сосредоточив свои усилия лишь на тех, которым удалось зацепиться и повиснуть на ней. Сверкающий шар крутился не переставая, и не успевали мы изрубить одного паука, как он подбрасывал еще двоих. С безупречно синего неба лились щедрые потоки солнечного света, в которых кошмарные твари на озере стали еще ужаснее, а кокон из паутины обрел прозрачность, так что сквозь него был виден наш замерший в неподвижности пленник – точная, хотя и увеличенная в несколько раз копия тех, кто так стремился к нему прорваться.
Он лежал в той же самой позе, в какой мы его оставили, а спасительница-младенец, замурованная в его внутренностях, все не показывалась, и тогда нам стало ясно как день: еще немного, и пауки задавят нас числом, а плот вместе со всем, что на нем находится, достанется им. Едва мы успевали покончить с одним нападающим, как на его место являлись еще двое и яростно вцеплялись клыками в ткань. Призрачный огонь жалил их в ответ, но ими владела безрассудная храбрость живых тварей, сражающихся за существование самой своей породы, и ткань уже зияла множеством прорех. Края рваных ран, рдея и дымясь, постепенно смыкались снова, но слишком медленно, паутина не успевала залатать одни дыры, как появлялись другие.
Тут ведьма кликнула вторую лодку и поставила оба суденышка в воздухе борт о борт.
– Пошевеливайтесь! – крикнула она, и мы поспешно сгрузились на одно из них – то, на котором не было паруса. – Мои силы на исходе, еще не время тратить все без остатка, – объяснила она нам. – Вниз! Забодай эту скотину! – Лодка послушно показала киль, упала мачтой вниз на громадного паука, который вскарабкался на осажденный кокон, и проткнула ему брюхо.
Некоторое время мы впятером еще защищали драгоценную сферу, чувствуя, как все неуклюжее поворачивается с каждым разом наше суденышко и как оно дрожит от напряжения, зависая над очередной жертвой, пока мы выкалываем ей глаза и отрубаем ноги.
Но тут – слишком скоро, как нам показалась, – ведьма грязно выругалась, с видимым усилием развернула лодку в воздухе и направила ее прямо к берегу, туда, где раскинул ветви над лесным воинством старый дуб-великан. Мы вскарабкались на его вершину, не выпуская из рук весел, которые без магической поддержки с каждой секундой все больше наливались тяжестью. Ведьма взмахом руки отослала лодку, та рухнула на паука, который только что выкарабкался на берег, и вышибла из него дух.
