— Арригон…
— Его здесь нет, — торопливо ответил Вульфила. — Пошел в лес…
— А… — Она сделала попытку приподняться. Вульфила набросился на нее и привалил ее к скамье.
— Л-лежи… Т-тебе нельзя шевелиться! Придавленная могучими руками Вульфилы,
Рейтамира слабо улыбнулась.
— Почему это?
— Б-болеешь… — объяснил Вульфила.
— Убери свои лапищи, медведь, ты ее задавишь, — недовольно вмешался Бертен, тщетно пытаясь скрыть облегчение. Случившееся с Рейтамирой пугало его, близость злых чар отзывалась в его больном теле так, словно кто-то нарочно бил по старым ранам.
Вульфила отошел в сторону и проворчал:
— П-пойду этого д-дурака искать… Арригона… П-пока он там от горя к-какого-нибудь несчастного в-волка голыми руками не п-порвал…
Глава восьмая
ПАУТИНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Светлейший Арифин — несмотря на все свои титулы «кладезя премудрости» и прочие эпитеты, сопутствующие званию Верховного жреца Тайного Ордена, — недаром был торговцем. То есть — человеком абсолютно трезвомыслящим, стоящим на земле обеими ногами. Сам он, конечно, до того, что называлось «практическими действиями», никогда не опускался, поручал это рядовым исполнителям. Но общий план кампании разрабатывал сам.
Церинген и сам не в облаках витал, разбирался, что к чему в этом мире. Далеко не лучшем из миров, но ведь и далеко не худшем же! И жить господину Церингену хотелось здесь с наибольшими удобствами. За удобства же, как он привык считать с младых ногтей, надлежит расплачиваться звонкой золотой монетой. И чем громче звенит монета, тем удобнее и лучше живется.
Исходя из вышеизложенного можно было бы предположить, что светлейший Арифин и господин Церинген как два торговца быстро оставят все высокопарные бредни насчет «духовного самоусовершенствования» и «очистительных бдений» и перейдут на нормальный деловой язык торгашей. Ничуть не бывало! Ибо, как говорится, и па старуху бывает поруха: господин Церинген поверил. Или почти поверил, что совершенно не меняет дела. Он с превеликой охотой выслушивал проповеди и поучения, какие надлежит выслушивать всякому неофиту Ордена, а кое-что даже велел записать для себя на красивой шелковой ткани, для чего нанял особого каллиграфа.
Каллиграфа предоставило «Свободное Сообщество Каллиграфов», которое занималось двумя родами деятельности: открытой и тайной. Открытая представляла собою обычную переписку деловых и личных бумаг, а также приведение в порядок архивов знатных семейств, где имелись не только генеалогические записи и документы о потере и приобретении имущества, но и личные письма, повести о выдающихся представителях рода и прочие документы.
Тайная же деятельность управлялась неким Ватаром, личностью в принципе малопримечательной (он считался рядовым каллиграфом). Этот Ватар состоял в Тайном Ордене Павлина в должности Недреманного Ока второй степени и занимался покупкой и обучением рабов, как правило, детей. Их он покупал на самых обычных невольничьих рынках, так что судьбой попавших к нему в руки рабов никто не интересовался — ни власти, ни какие-нибудь случайные знакомые, поскольку все совершалось исключительно по закону.
В доме Ватара их посвящали в Орден и обучали грамоте, различным языкам и красивому письму. Кроме того, они занимались шпионажем в пользу Ордена, который, оправдывая свое название, имел свое око практически в каждом из богатых домов Хоарезма.
Каллиграф, составлявший рукопись поучений для господина Церингена, каждый вечер докладывал Ватару: «Торговец шелками очень увлечен идеями Ордена… Кажется, он всецело предан Ордену… Заучивает наизусть афоризмы, высказывания и надлежащие цитаты из речений основоположников… Мечтает принять участие в медитации! направленной на самопознание и самоочищение…»
Эти сведения сочли важными, и спустя несколько дней в доме господина Церингена снова появился Арифин. Он был принят со всевозможным почетом и препровожден в комнату с бассейном и фонтаном.
Господин Церинген расслабленно лежал на подушках на краю бассейна, созерцал плещущие струи фонтана, кушал апельсин и грезил. Завидев долгожданного гостя, он слегка пошевелился, что должно было означать внутреннее стремление вскочить и бежать навстречу визитеру, раскинув руки для объятий (один из адептов Ордена учил о том, что намерение и исполнение намерения равновелики в глазах Павлина). Гость понял это и улыбнулся.
— Во имя Света Очей! — молвил он торжественно и, не дожидаясь приглашения, сам опустился на подушки неподалеку от господина Церингена (подушки были предусмотрительно разбросаны по всей комнате — для того, чтобы Церинген не утруждал себя перенесением подушек, буде ему вздумается переместить свое изнеженное тело с одного конца комнаты на другой).
— Светом их преисполнясь! — отозвался Церинген ритуальным приветствием.
Арифин еще раз улыбнулся — довольный. Обучение неофита продвигалось неплохо и он, похоже, действительно напитывается идеями Ордена — точь-в-точь как докладывал каллиграф.
— Я пришел рассказать о ходе нашего дела, брат мой, — произнес Арифин.
Церинген жадно уставился на него.
— По правде сказать, мне трудно скрыть мое нетерпение, — признался он. — Самая мысль о том, что враги мои наслаждаются всеми радостями быстротекущей жизни и даже, говорят, благополучно обзаводятся потомством, в то время как сам я…
— Начало нашей мести положено, — сказал Арифин спокойно. — В дом Эйке внесен разлад, поначалу совсем небольшой.
— Я весь превращен в слух, подобно тому, как Павлин, владыка наш, весь пребывает Оком, — напыщенно изрек господин Церинген и принял изысканную позу.
— Уволен приказчик в одной из лавок, — пояснил Светлейший Арифин.
Господин Церинген не мог скрыть своего разочарования,
— Как? — воскликнул он, отбрасывая в бассейн апельсиновую корку, что внесло некоторое смятение в мерное течение жизни плавающий там рыбок. — И это все? Уволен приказчик? Не думаю, чтобы столь мелкое происшествие могло каким бы то ни было образом сказаться на благополучии моих недругов, да разорвет Морское Змей им внутренности и да накормит ими зловонных рыб…
— Имей терпение, брат, — благосклонно улыбнулся Арифин. — Ведь это только начало. Мы ловко сумели оклеветать честного и преданного хозяину молодого человека, и теперь в сердце его клокочет обида. Еще немного — и он наш, а нет более опасного врага, нежели вчерашний друг и слуга.
— Это верно, — кивнул господин Церинген с важностью, — Я и сам говаривал, помнится, нечто подобное… Ваш каллиграф, кстати, натолкнул меня на великолепную мысль: я желаю оставить потомству мои воспоминания. О, мне есть что вспомнить, ведь жизнь моя полна самых различных впечатлений и приключений…
— Мы отвлеклись от главной темы, — мягко прервал его Арифин.
— Я весь внимание, — снова подобрался господин Церинген.
