Фонэн долго смотрел на них. Внезапно вокруг потемнело. Послышался странный звук, раз, другой… Жернова сдвинулись с места. Тассилон увидел, как тонкое изломанное тело убитой девушки — откуда оно взялось? — чьи-то невидимые руки вкладывают туда, куда обычно засыпаются зерна. В отверстии исчезли ноги, тело, голова, вот остались только косы… Жернова продолжали молоть. Темная масса показалась на краях…
— Хватит! — закричал Тассилон.
Видение исчезло. Фонэн обернулся. На его странном лице лежал отблеск нездешнего света.
— Ты видел? — хрипло спросил он. — Ты тоже видел?
— Только слепой бы не увидел, господин! — искренне ответил Тассилон.
— У тебя чутье, — сказал Фонэн. — Ты один из нас.
Он повернулся к мельнику:
— А ты будешь публично сожжен. Но сначала расскажешь, скольких женщин ты погубил своими злодействами.
— Я не колдун, — пролепетал мельник, ерзая в луже собственной мочи. — Я их… использовал. Для мужской надобности. И все. Я делал так с некоторыми женщинами, но только эта поклялась, что все расскажет… Другие молчали. Тех я не трогал.
— Любое злодеяние есть черная магия, — холодно молвил Фонэн.
— Я не знал… — бормотал мельник.
«Все они одинаковы, — думал Тассилон. — Такие высокомерные и горделивые, пока им не надают как следует по морде. Тогда они пускают лужи и слюни и бубнят что-то в свое оправдание. А мне их не жаль, мне противно. Мне самому столько раз давали по морде, что теперь уже этим меня не проймешь…»
Стражники отвязали господина Энчо и снова нахлобучили ему на голову мешок. Увели.
Фонэн сделал Тассилону знак задержаться на мельнице.
— Останься, я хочу с тобой поговорить. Тассилон остановился, настороженно поглядывая на всемогущего главу Священного Совета.
Тот продолжал:
— Ты, кажется, находился в услужении у этого Кровопийцы Ара?
— Да.
— Что ж, ты послужил ему верно. Не хочешь ли теперь служить мне?
Тассилон помялся, покусал губу.
— Господин, — выговорил он наконец, — я скажу тебе правду. Я принадлежу не кузнецу и не самому себе, даже богам я больше не принадлежу, а только одной женщине.
— И где эта женщина? Почему она не с тобой?
— Не знаю. Нрав у нее — как у ветра, то ласкает, то сбивает с ног, а то вдруг улетает неведомо куда.
Фонэн долго молчал, разглядывая Тассилона в полумраке. Потом сказал:
— Хорошо. В таком случае послужи мне до тех пор, покуда она не вернется.
Глава пятнадцатая
ДОНОСЧИК
Осведомителя, который воспользовался сострадательной натурой Азании и выдал ее Священному Совету как колдунью, звали Кутейба. Это был человек неопределенного возраста и довольно жалкой наружности: носастый, как птица, темноволосый, с маленькими, красноватыми, вечно бегающими глазками. Кутейба перебивался в Феризе случайными заработками и мелким воровством. Откуда он явился в город, никто не знал. Вероятно, не следовало бы говорить, что появлению этого человечка в городе никто не обрадовался. Однако горожане, чересчур занятые собственными делами, как-то не озаботились изгнать Кутейбу за городские стены… А напрасно. Подобный мусорный люд пачкает улицы и делает жизнь в городе неприятной, суетливой и небезопасной.
Как-то раз Кутейба попался на воровстве. К счастью для него, он забрался в кошель к одному из стражников Священного Совета; а тот, вместо того, чтобы обрубить блудливую руку по локоть, предложил незадачливому вору потрудиться на благо Священного Совета. Кутейба был вне себя от страха и готов на что угодно. В тот час он мог пообещать опуститься на дно морское и переговорить с морским змеем о поставках рыбной икры ко столу господина Фонэна.
Стражник оценил его рвение. И сделал Кутейбу мелким карманным доносчиком, а иногда и провокатором. Стоит ли говорить, что тот превосходно справлялся с этой нечистой работой и все шло превосходно.
Подобная деятельность отвечала суетливому характеру Кутейбы, и он был очень доволен своей участью. Вынюхивать, выслеживать, выводить на чистую воду и с тайным злорадством наблюдать потом, как люди, которым он, Кутейба, и в подметки не годился, отправлялись на виселицу, — в этом осведомитель Священного Совета находил главное наслаждение своей никчемной жизни.
Конечно, в случае с Азанией Фонэн обошелся с Кутейбой слишком жестоко. Но кто такой Кутейба? Разменная монетка, не более. Если бы россказни о магическом даре целительницы действительно оказались пустыми слухами, или же заподозри Азания подвох и не пожелай она применить магию при исцелении безнадежно больного — то Кутейба был бы уже мертв. Гангрена убила бы его.
Но, как известно, победителей не судят. Кутейба жив и здоров, Азания разоблачена и осуждена на смерть как колдунья. В том, что ей удалось избежать заслуженного наказания, виноват кто угодно — но только не он, Кутейба. Поэтому, получив мешочек с монетами у казначея Священного Совета, Кутейба выпросил у Фонэна отряд из пяти стражников и разрешение забрать из дома осужденной любое имущество, какое только доносчик сочтет нужным.
В самом радужном расположении духа Кутейба направился к дому Азании. Он был уверен, что целительница, несмотря на внешнюю скромность образа жизни, прячет где-нибудь в шкатулке крупные драгоценности и немалое число золотых монет. Оно и неудивительно — ведь с ее-то даром творить чудеса она наверняка спасала от верной смерти весьма состоятельных людей. Богатое, как известно, тоже хворают, не только бедные. Поскольку бывают невоздержанны в еде, питии и прочих удовольствиях, а это, как известно, весьма плачевным образом сказывается на здоровье. Случается — куда более плачевным, нежели нищета и недоедание. И странно было бы, если бы исцеленные богачи никак не выразили бы свою благодарность спасительнице. А «благодарность», с точки зрения Кутейбы, имела только одну форму: приятную округлую форму звонкой монеты.
Однако сколько доносчик ни обшаривал дом погубленной им жертвы, сколько ни ворошил ее одежду, сколько ни рылся в ее вещах, ни бил посуду — нигде он не нашел и следа клада, что представлялся ему в сладостных грезах.
Наконец Кутейба понял, что удача на этот раз не пожелала ему улыбаться. Ни денег — за исключением довольно скромной суммы — ни драгоценностей он не нашел в разоренном и осиротевшем доме. Пришлось довольствоваться тем немногим, что там имелось: несколькими нарядными платьями, полотенцами с вышивкой, ожерельем из речного жемчуга, круглым зеркалом в серебряной оправе в виде мелких розочек и листьев, частью помятых, и еще несколькими безделушками. Все прочие вещи Азании были самой обыкновенной домашней утварью не слишком зажиточной горожанки.
Сложив в мешок скудную добычу, Кутейба направился знакомой дорогой на окраину Феризы к одному лавочнику, который уже не раз скупал у него вещи, конфискованные у осужденных Священным Советом.
