Не успел он оказаться во дворе, как кто-то набросил мешок ему на голову, ловко натянул на плечи и скрутил ему руки.
— Эй! — придушенно запротестовал Кутейба, дергаясь под мешком. — Мы так не договаривались!
— А с тобой, мразь, вообще никто ни о чем не договаривался! — раздался тот же голос.
На этот раз Кутейба ясно слышал, что говорит женщина. Проклятие! Мороз пробежал у доносчика по спине. Уж не сама ли Азания тайно вернулась в город, чтобы собственными руками расправиться с предателем? На нее это, правда, не похоже. Вбила себе, дурочка, в голову, что цель ее жизни — помогать людям. Даже ценою собственной крови. Как легко пользоваться подобными глупостями, как просто обернуть себе на пользу все эти прекраснодушные заблуждения!
Нет, вряд ли это она. Не станет она убивать, мстить; или же прав Фонэн — от колдуньи можно ожидать злодеяния в любое мгновение?
— Не убивай меня, милостивая госпожа Азания, — захныкал Кутейба, задыхаясь в мешке, душном и темном, как сама могила.
— Тебе не повезло, — презрительно отозвалась неведомая женщина. — Здесь нет Азании, которую ты так легко предал, отплатив ей за доброту черным злом. А я не намерена распускать с тобой сопли.
— Госпожа! — взвизгнул Кутейба, норовя пасть на колени. — Клянусь! Я отслужу тебе! Я расскажу все, что знаю, о проклятом Фонэне! Это он меня заставил, он! Они меня… пытали! Хотели отрубить руки, клянусь — это правда!
Женщина холодно молчала. Она стояла рядом, и Кутейба почти физически ощущал, как от нее исходит ледяное презрение.
Он продолжал завывать:
— Я буду твоим верным псом, твоим рабом! Я выполню все, что ты прикажешь — любое твое повеление, клянусь моей кровью! Чего ты хочешь? Хочешь, я выслежу для тебя кого-нибудь? Хочешь, убью — тайно, так, что никто и не дознается? Я владею множеством приемов. Не всякий шпион и наемный убийца может похвалиться столь разнообразными и изощренными умениями! Удушить шелковым шнуром, подкравшись сзади, пустить богатею кровь, пока он нежится в ванне в собственном дворце, едва ли не на глазах у слуг, да так, что никто ничего не заметит! Я все могу! У меня множество талантов! Я пригожусь тебе, госпожа!
Кутейба даже приободрился, заговорив о своих дарованиях. Ему, можно сказать, повезло, что на голове у него красовался мешок и он не мог видеть лица женщины, иначе шпиона парализовало бы от ужаса.
Бледное лицо молодой девушки было сейчас ужасным.
На чистых щеках покраснели шрамы, оставленные ножом. Глаза сузились, превратились в две пылающие от гнева щелки. Из-под шелкового платка на плечи падали тонкие длинные косы, которые слегка шевелились, словно змеи. В руке она сжимала нож.
Но убивать Кутейбу было еще рано. Прежде необходимо кое-что у него выяснить.
— Ты посмел запачкать своей грязной пастью чистое имя госпожи Азании, — проговорила она.
— Я не… О, как я страдал! — взвыл Кутейба. — Но я не своей волей предал ее, клянусь! Я — жертва!..
— Чего стоят твои клятвы? — спросила девушка. И пнула изо всех сил Кутейбу по колену. — Отвечай!
— Мои клятвы… ни гроша… милостивая госпожа, пощады! — забормотал Кутейба, извиваясь В мешке. — Мои клятвы ни гроша не стоят, но я… я клянусь… я страдал… я жертва… Он меня вынудил!
— Кто?
— Фонэн! Проклятый душегубец! Это все его вина! Это его черная рука! Вот настоящее чудовище, без сердца, без сострадания!.. Он способен на все, он наполнил этот город страхом, болью, жестокостью! А раньше, бывало… какие тут были жирные курочки, беспечные горожаночки, толстые кошелечки… И всем, заметьте, хватало места под солнцем.
Кутейба теперь заливался самыми непритворными слезами. Он оплакивал собственную участь и невозвратимое прошлое.
— А потом пришел к власти этот Священный Совет. Фонэн едва не убил меня, госпожа! Он вынуждал меня делать ужасные вещи! Нет счета злодеяниям, которые я совершил по его приказу. Он, он — настоящий виновник!
— Итак, твой хозяин — Фонэн, глава Священного Совета, — повторила девушка. — А ты — несчастная жертва. Я поняла, поняла. Только мне ты не нужен. Отвечай, где вещи, взятые тобою в доме Азании?
— Я не брал… никаких вещей, — пролепетал предатель.
Элленхарда безжалостно угостила его новым пинком.
— Не лги!
— То есть… Ничего ценного не брал. Всякую мелочь. Так, на память. Безделушки, тряпки, бабские побрякушки. Совершенно дешевые, — пробормотал Кутейба смиренно. — Жемчуг мелкий, с дефектами, сущая дрянь. Платья ношеные. Полотенца вышитые, но тоже не новые. Серебряные листочки помялись…
— Где все это? — холодно осведомилась Элленхарда.
— У одного перекупщика, госпожа, — с готовностью сообщил Кутейба. — Мелочная лавочка Хирута недалеко отсюда. Кстати, вот кто первостатейный жулик. Он тебя обдурит в два счета. С ним глаз востро… И ухо тоже востро, госпожа. И все равно обсчитает. Он покупает за бесценок, а потом продает так, словно это драгоценнейший товар. Жулик, одно слово — жулик.
Кутейба заметно приободрился. Кажется, напавшая на него женщина готова оставить его в живых в обмен на добровольное сотрудничество.
А менять хозяев — впрочем, как и служить двум господам одновременно, — такому закоренелому двурушнику, как Кутейба, не привыкать.
— Хирут? — переспросила Элленхарда. Она уже приняла решение, но Кутейба об этом еще не знал.
— Хирут, госпожа. Мелочная торговля. Неподалеку отсюда. Спроси — любой покажет. Ужасный скряга. И жулик.
Кутейба перечислил проданные лавочнику вещи осужденной, не уставая при этом поносить и скаредного скупщика, и злобного Фонэна.
— Скажи, ты веришь в каких-нибудь богов? — внезапно перебила его Элленхарда.
Кутейба опешил.
— Что?
— В богов, — повторила женщина. Кутейба задумался. Желая угодить «госпоже»,
он совершенно искренне начал припоминать, каким же богам много лет назад молилась старуха, в доме которой он вырос… И не смог.
— Значит, не веришь? — сказала Элленхарда. — Жаль.
Кутейба мгновенно понял, что означают эти слова. Он громко зарыдал и упал на колени.
* * *
Посыльный был бледен и трясся от ужаса. Но ему щедро заплатили за пустяковую услугу — доставить по определенному адресу небольшой пакет. Десять полновесных золотых за подобную мелочь! Парень польстился на деньги и теперь проклинал себя за это. Новую жизнь себе за деньги не купишь, а в том, что она ему вполне может понадобиться, он уже не сомневался.
Человек, который нанял его на рынке, где юноша слонялся в поисках заработка, был одет в длинный плащ с капюшоном, низко надвинутым на глаза. Выглядел он довольно странно, если не сказать — подозрительно: узкоглазый, низкорослый, с приглушенным голосом. Впрочем, какая разница! Деньги есть деньги. Блеск золотых застил свет.
