— Нам нужно торопиться, — предупредил Конан. — Не знаю, что там задумывают наши враги, но одно мне известно точно: все эти жрецы очень хорошо чувствуют, когда с кем-то из их проклятого племени происходит беда. — Киммериец оглянулся на безголовое тело Санкары и ухмыльнулся. — И, сдается мне, с одним из этой шайки ДЕЙСТВИТЕЛЬНО случилась беда…
— Думаешь, скоро сюда нагрянут другие жрецы? — спросил Арилье.
— Или воины Аурангзеба, — кивнул Конан.
Арилье ласково провел рукой по волосам Рукмини.
— Я отдам тебе мой плащ. Закутаешься и поедешь со мной на одном коне, хорошо?
— Хорошо…
Она вздохнула. Арилье понял, какой вопрос рвется у нее с языка — и о чем она не решается спросить. И юноша ответил, не дожидаясь вопроса:
— Войска Аурангзеба отошли от стен Патампура. Произошло настоящее чудо! Враги согласились на поединок чести. Со стороны Калимегдана выступал Шраддха, с нашей стороны — Траванкор. И… Шраддха убит!
Рукмини ахнула.
— Повтори! Повтори, что ты сказал!
— Траванкор убил Шраддху в поединке чести, и враги вынуждены были отойти от стен Патампура. Вот что я сказал, Рукмини!
Ее глаза засияли.
— Ты знаешь, что это означает? Траванкор спас не только родной город, он спас и меня — ведь я считалась пленницей Шраддхи, пока этот проклятый жрец не увел меня с собой…
— Все позади, — сказал Арилье. — Все позади, милая. Мы возвращаемся домой.
* * *
Беглецы торопились поскорее покинуть страшное место.
Конан предлагал поджечь храм, но Арилье воспротивился этому.
— Мы не знаем, как поведет себя богиня, если люди поднимут руку на ее истукан.
— Да что она может, ваша богиня! — презрительно хмыкнул киммериец. — Если мы уничтожим статую, то ничего она больше сделать с нами не сможет.
Однако Арилье продолжал качать головой.
— Оставим лучше все как есть. Сказать по правде, я боюсь вмешиваться в дела жрецов.
— Мы уже в них вмешались, не забыл? — Конан кивнул на девушку, освобожденную из рук Санкары.
— Это другое, — нахмурился Арилье. — Одно дело — убить человека, другое дело — разрушить храм. Прошу тебя, Копан, оставь все как есть.
И Конан не стал настаивать. По большей части — потому, что спешил обратно в Патампур, а вовсе не потому, что был согласен с суеверным Арилье.
Первый час они пробирались сквозь джунгли без особенных происшествий, но затем стало очевидно, что Ратарах сильно устал и ослаб от всего пережитого, поэтому он не может двигаться дальше.
— Мне нужно как можно скорее вернуться в город, — озабоченно произнес Конан. — Я против того, чтобы делать остановки. Поедем дальше.
— Нет, — воспротивилась Рукмини. Девушка прямо на глазах оживала и превращалась в прежнюю Рукмини, своевольную и дерзкую. — Это же мой брат! Он еще почти совсем мальчик, и к тому же перенес слишком много…
— Кажется, мы все перенесли достаточно испытаний, но почему-то один только Ратарах позволил себе раскиснуть, — возмутился Конан. — Какой же воин вырастет из мальчишки, если он ведет себя подобно избалованной девчонке? Подумала бы лучше об этом, прежде чем кудахтать над ним.
Рукмини густо покраснела, а Арилье вступился за подругу:
— Нет, Конан, ты неправ. Ты судишь всех по себе. И забываешь о том, что ты — могучий воин, мужчина в расцвете лет. Не всем под силу подобные приключения.
— Что ты предлагаешь? Остановиться здесь? Может быть, построим хижину в джунглях и будем жить здесь, наподобие обезьянок, счастливой семьей? — осклабился варвар. — Наше место — в Патампуре. Траванкор нуждается в нас.
Он пристально посмотрел на Рукмини. Но преданность девушки младшему брату была такова, что даже упоминание имени ее любимого не заставило ее дрогнуть.
— Траванкор подождет меня еще несколько дней, — твердо произнесла Рукмини. — Я останусь с братом и буду выхаживать его, пока ему не станет легче. А ты, Конан, возвращайся в Патампур. В конце концов, у тебя там действительно остались дела. Траванкор более нуждается в хорошем военном советнике и полководце, нежели в женщине…
Арилье грустно вздохнул. Конан встретился с юношей глазами. Северянин без слов понял молодого воина. Для Арилье эта остановка в джунглях — последняя возможность побыть наедине с Рукмини, до того, как она вернется в город, к Траванкору, и станет женой владыки Патампура.
— Что ж, будьте осторожны, — сказал молодым людям на прощание варвар. — Полагаю, ты, Арилье, сумеешь защитить их.
Арилье улыбнулся и приложил ладонь к сердцу.
* * *
— Спит?
— Кажется, спит…
Заботливый шепот сестры. Сколько раз Ратарах засыпал, слыша, как Рукмини где-то поблизости хлопочет по хозяйству! У девушки почти такой же голос, как и у их матери: грудной, ласковый.
Но сейчас Ратарах не спал, только притворялся. Разумеется, как и все младшие братья, он был осведомлен о том, кто влюблен в его сестер, гораздо лучше самих девушек. И сейчас собирался воспользоваться этим.
На миг давнее воспоминание захватило его. Он подумал о своем детстве, которое провел в отцовском доме, рядом с Рукмини, о том, как старшая сестра возилась с ним, мастерила ему игрушки, показывала, как стрелять из лука… Но доброе чувство появилось в искалеченной колдовством душе Ратараха лишь на миг. Как будто издалека окликнули его, и расстояние до неузнаваемости изменило и приглушило голос…
Нет, ничто не связывает Ратараха с этими людьми! Они для него чужие. Только одно желание живет в сердце юноши: выполнить волю своего господина. Он не чувствовал, что жрец Санкара умер. Даже оттуда, из Серых Миров, не отрываясь, смотрел он на своего раба и приказывал ему…
Ратарах напрягся, пытаясь понять, в чем именно сейчас состоит воля Санкары. А выполнить приказание — необходимо, потому что в противном случае страшной будет кара богини Кали!
Ратарах не сразу понял, что улыбается в темноте. Он догадался об этом лишь по тому, что у него вдруг заболели скулы: оказывается, он изо всех сил растягивал губы в усмешке. Конан был прав, этот неотесанный чурбан-киммериец: врагам Санкары следовало уничтожить не только смертное тело жреца, но и идола богини. Пока статуя стоит в храме, Кали может влиять на посвященных ей людей.
И коль скоро идол цел и невредим, Ратарах полностью принадлежит свирепой богине. Он знает, что ему делать.
Под покровом ночи, дождавшись, чтобы Рукмини и Арилье, убежденные в том, что раненый спит, погрузились в тихую, дружескую беседу, Ратарах выбрался из-под плаща, в который его закутали. Проскользнул к лошади Арилье, забрался в седло. И очень осторожно, заклиная коня двигаться бесшумно, отправился прочь.
