– Я же говорил, что все убийцы и наемники в душе ханжи хуже любой старой девы, – фыркнул Конан с презрением. – Не притворяйся, будто ты никогда не применял недостойные средства! Разве тебе не доводилось пытать пленных или пользоваться услугами перебежчиков? По-твоему, герцогская тайная стража должна блюсти себя, как девственница знатного рода перед свадьбой? Ничего подобного! Наше дело – достаточно грязное для того, чтобы… – Он оборвал сам себя.- Ты меня понял, и я не желаю больше тратить слов на очевидное. Сделай, как я приказал, и постарайся не допускать ошибок.
Площадь была полна народу. Прямо в ухо Туризинду вопила какая-то лоточница: «Купите ленты! Ленты, ленты!» Рядом надрывался басистый молодец: «Пирожки, сладкие пирожные! Пирожки, сладкие пирожные!» Его перекрикивали продавцы маринованных рыбок, деревянных игрушек, тряпичных кукол, разноцветных платков, костяных резных пуговиц… Все это кишело и бурлило. Несколько раз Туризинд ловил на себе призывные взгляды женщин, но он отворачивался: они вызывали у него неприязнь.
Никто, казалось, даже не вспоминал о преступнице. Все спешили, всем хотелось успеть как можно больше прежде, чем казнь свершится, и праздник закончится.
Конан, верхом на вороной лошади, остался на углу площади и небольшого переулка, достаточно узкого, чтобы преследователи, когда они погонятся за беглецами, не могли хлынуть толпой и вынуждены были бы растянуться цепью шириной не более трех человек. А с тремя разом могучий киммериец справится без труда.
Туризинд, повинуясь приказу своего компаньона, протискивался ближе к помосту. Осужденную еще не вывели, толпа гудела и колыхалась. Шагах в семи от высокого деревянного настила Туризинд остановился и, приметив в толпе белоголового мальчика, поманил его к себе серебряной монеткой.
Ребенок сперва не поверил собственному счастью, затем указал на себя пальцем и скорчил вопросительную рожицу.
– Да, да, – кивнул ему Туризинд.
Оставив отца, который крепко держал его руку, мальчик пробрался к щедрому господину.
– Последи за моей лошадью, – сказал ему Туризинд. – Я хочу подойти еще ближе, а на коне не подберешься.
– Да ведь и отсюда хорошо видать, – отозвался мальчик.
– Я хочу не только видеть, но и чувствовать запах, – сказал Туризинд. – Ты еще маленький и не понимаешь таких вещей, так, что лучше не спрашивай.
– Ну, – протянул мальчик, – за серебряную монетку я могу ни о чем не спрашивать, ведь так? Мой отец так говорит. Он трактирщик.
– Для чего он взял тебя с собой? – не удержался от вопроса Туризинд.
– Как – для чего? – удивился мальчик. – Для назидания. Тут много детей. Мы должны знать, к чему приводит знакомство с дурными женщинами.
– Если твой отец трактирщик, то у него в заведении бывают… разные женщины, – сказал Туризинд.
Мальчик засмеялся.
– Те, что у моего отца, – честные. У нас никогда не обкрадывают, так что ежели вы хотите задержаться в Ювауме, милости просим. Правда, все комнаты у нас сейчас заняты, да я шепну отцу словечко – и комнатка найдется. Идет?
– Идет, – кивнул Туризинд. – Хочешь посидеть на моей лошади? Сверху-то лучше видно.
Он подсадил мальчика в седло и добавил:
– Только будь осторожен, не делай резких движений и не кричи. Просто подожди меня здесь.
– Ладно.
Туризинд еще раз махнул монеткой.
– Дам, когда вернусь.
– Ладно – повторил мальчик.
Яростно расталкивая толпу локтями и не обращая ни малейшего внимания на негодующие крики, Туризинд двинулся к самому помосту. На поясе он нащупывал кинжал.
Вдруг по толпе пронесся общий вздох. Туризинд скорее уловил его, чем услышал. Волнение всколыхнуло естество каждого из присутствующих, и это утробное чувство передавалось, минуя разум.
На помост вывели осужденную. Это была невысокая женщина с гибким, миниатюрным телом гимнастки. Как и рассказывал Конан, она была совершенно обнаженной, если не считать небольшого коричневого камушка, висевшего на веревке у нее между маленьких грудей и холщового мешка на голове. Ее руки были связаны за спиной. Она шла одна, уверенно ступая по мостовой, в коридоре, который для него расчистили вооруженные стражники.
Туризинд отметил: стража стояла только на пути от здания ратуши, где содержалась перед казнью пленница, до помоста. Еще трое находились на самом помосте. Было совершенно очевидно, что в Ювауме опасались не столько возможных сообщников преступницы, сколько общих беспорядков. Опасность грозила именно пленнице, поскольку в толпе имелось немало желающих расправиться с нею самолично. Власти Юваума даже предположить не могли, что найдутся люди, которым захочется вырвать коварную колдунью из рук правосудия.
«Отлично, – подумал Туризинд. – Люблю удивлять добропорядочных граждан».
Когда женщина добралась до помоста, она остановилась, и одни из стражников помог ей подняться по ступенькам. Туризинд сделал еще несколько шагов к своей цели, пока толпа взволнованно колыхалась.
Наступал решающий миг. Палач, высокий человек в красном плаще с капюшоном, приблизился к женщине и сорвал холщовый мешок с ее головы. Громкий вздох, гораздо более прочувствованный, нежели первый, раскатился над площадью. Туризинд прикусил губу, не в силах сдержать возбуждение.
Женщина оказалась прекрасной. На вид ей было меньше двадцати. Весь ее облик дышал поразительной юной свежестью, которой не повредило ни долгое пребывание в заключении, ни допросы, ни унижения, которым ее подвергали на протяжении целого месяца. Вьющиеся черные волосы свободно падали на ее прямые крепкие плечи, синие глаза лучились удивительно ясным светом.
Медленно она обвела взглядом толпу, мимолетно скользнула глазами по Туризинду. Это длилось лишь миг – но и единого мига хватило, чтобы ему показалось, будто ее взор предназначается только для него.
«Чары, – подумал он. – Она пользуется своей магией для того, чтобы очаровывать мужчин, а потом поступать с ними подло».
Но тут же вспомнил о камне, который так и оставался на шее преступницы. Если чары и существовали, то их должен подавлять амулет, который повесили женщине на шею при аресте. Нет, магия здесь ни при чем. Просто она красавица, вот и все. И к тому же с сильным характером.
Только сейчас, когда оглашали приговор, Туризинд узнал ее имя: Дертоса. Сначало оно резануло слух, потому что звучало слишком странно, по-иноземному, но почти сразу вслед тем Туризинд уловил в нем особенную сладкую музыку.
Он подумал:
«Конан – точнее, Рикульф, прав. Она слишком хороша для того, чтобы умереть так скоро и так бесславно».
Его охватило волнение, сладко заныло под сердцем. Жизнь этой прекрасной женщины была теперь в его руках. Если он допустит, чтобы ее казнили, – она умрет. Но если он попытается спасти ее, она останется жить. Пусть даже стражник схватят их во время бегства – Конан обещал устроить так, что они вывернутся из любой ситуации. Операция будет провалена, но Дертоса же не погибнет.
