— Пошли со мной, Олег, — Антошка уже знал, что именно так и звали поэта по-настоящему. Ольгердом же он назвался для большего благозвучия. — Одолеем в очередной раз мировое зло. Вот только коней достанем и какое-нибудь нормальное оружие. Не идти же на битву с голыми руками пешкодралом!
Тут Антошка вспомнил кое-что и спросил:
— Слушай, а куда ты коня дел?
— Разбойники по дороге отобрали, — виновато вздохнул Ольгерд. — И коня, и деньги, и все припасы. Оставили только меч, одежду и гитару. Да и те лишь после того, как я им целый концерт пропел. Всю блатную романтику, какую смог вспомнить. От фольклора до всевозможных Розенбаумов.
Антошка, как представитель сил Добра, был чужд колебаний. Особенно, когда речь шла о его собственном добре.
— Тогда что мы сидим? Надо пойти и все вернуть назад!
Он вскочил, словно и не было всех треволнений и бессонной ночи.
— Куда? Ты думаешь, я знаю, где они скрываются? — спросил Ольгерд, но тоже поднялся. Только сделал это не стремительно, а как уставший человек.
— Найдем! — убежденно ответил Антошка. — Не этих, так других. Все они тут одним миром мазаны.
И они пошли наугад в том направлении, идти в котором показалось легче, чем в остальные.
Человеку вообще многое кажется в жизни, и первоначальная легкость пути не более чем частность более общего правила. На этот раз частность завела путников в болото, да такое, что вошли в него они действительно легко, а вот выйти не могли довольно долго. Даже обратно.
То тут, то там квакали лягушки, изредка лопались пузыри вонючего болотного газа, твердь земная колебалась под ногами, норовя затянуть в свои объятия, кочки коварно скрывались под водой, стоило на них наступить, и нигде ни указателя, ни старожила. Видно, старые люди в болоте не жили, а молодые — не заживались.
И все же не зря говорится, что двум категориям людей везет. Влюбленных, правда, среди путников не было, а вот... короче, отважный герой — был. Поэтому они выбрались, покусанные комарами, перемазанные с головы до ног, голодные, уставшие, злые, но еще до вечера и живые. Были бы мертвые, там бы и остались навеки.
Невдалеке обнаружился высокий холм, своего рода недоразвитая гора, и путники дружно принялись карабкаться на пологие кручи, чтобы с вершины оглядеться получше.
Первое, что бросилось в глаза, — болото было не столь велико, как казалось снизу. С вершины оно легко просматривалось целиком, и еще можно было неплохо рассмотреть все границы.
Конечно, вздыхать по поводу размеров не стали. Даже дружненько промолчали. Вдруг другой не заметит? А вот лесные чащобы, подступавшие со всех сторон, помянули крепко и по матушке, и по батюшке, и по всей прочей родне.
— Ни хрена не видать! — подытожил Антошка свои наблюдения. — Чего будем делать, Олег?
Ольгерд ответил очень экспрессивно.
— Я тоже думаю, что надо идти, — согласился с ним Иванов. — Не подыхать же тут с голоду!
И они пошли. А что им еще оставалось?
Путь их казался бесконечным, словно шли на край света, да и сам свет потихоньку стал тускнеть по причине подступавшего вечера. Зато едва заметный огонек среди деревьев обнаружили сразу и устремились туда с тем самым упоением, которое, по словам классика, приходит в бою.
Антошка первым выскочил на довольно большую поляну, огляделся, увидел двух стреноженных коней, костер, над которым почему-то не было ничего подвешено, и одинокую человеческую фигурку рядом с этим символом уюта.
Разбираться не было ни времени, ни желания. Антошка быстро бросился вперед, занося подобранную по дороге дубину. Под ногой предательски хрустнула ветка, и сидящий успел обернуться.
Даже вскрикнуть сидящий успел, и Антошка в ответ вскричал:
— ... твою мать!
И едва смог изменить направление удара.
— Милорд! Откуда?! — Джоан был так изумлен появлением в этих безлюдных местах своего сюзерена, что не обратил внимания на врезавшийся рядом в землю сук.
— А ты что... — начал было Антон, но договорить ему не дали.
Оруженосец с коротким взвизгиванием подпрыгнул и бросился обнимать господина.
— Милорд... — На этот раз привычное обращение сопровождалось всхлипыванием.
— Успокойся. — Обниматься с юношами Антошка не привык и привыкать не хотел. Другое дело, если бы на месте Джоана была смазливенькая барышня...
Он кое-как отстранился, а затем бросился к радостно заржавшему Вороному.
Вот его обнять было действительно и приятно, и нестыдно.
— Ладно, рассказывай, — покончив с нежностями и подвесив к поясу меч, сказал Антон.
— Что, милорд? — Джоан выглядел одновременно счастливым и крайне обиженным.
— Как здесь оказался?
Джоан покраснел, как девица, и признался:
— Я заблудился.
— Стыдно, а еще оруженосец, — с укоризной произнес Антошка. — Подумай, как рыцарствовать потом станешь? Так и будешь блуждать, вместо того чтобы идти к цели прямым путем?
Пристыженный Джоан только вздохнул.
— Ладно, что с тобой поделаешь? Молодо-зелено... Лучше скажи, что на обед приготовил? Со вчерашнего вечера во рту ни крошки не было. Парочка залетных комаров, да и те несытные.
— Я так спешил за подмогой милорд... — Джоан не знал, куда девать глаза.
— Блин! — Почему-то из всей еды Антошка вспомнил именно этот старый символ солнца.
Но и блинов напечь было не из чего. Ложиться же спать с такой голодухи — бессмыслица. Злость заснуть не даст.
— Идем, — твердо вымолвил Антошка.
— Куда?
— На поиски обеда. — Рыцарь погладил рукоятку обретенного меча.
— Но уже темнеет, милорд...
— Хорошо хоть не светает. Не люблю, когда обед подают к следующему завтраку.
Антошка распутал коня, взял его под уздцы и первым двинулся туда, где между деревьев едва просматривалось подобие тропинки.
— Но как вы спаслись, милорд?
— Ольгерда благодари, — пробурчал Антошка. Только неясно, почему благодарить должен был Джоан? Уж его-то никто не спасал и не собирался!
18
По лесу да в темноте — это не по Бродвею в сумерки. Ни призывно горящих витрин магазинов, ни рекламы. Мрак, того и гляди глаз выколешь об услужливо подставленную деревом ветку. Но такова богатырская доля: ходить нехожеными тропами. Если не считать, что любую тропу кто-нибудь проторил.
Одним словом, романтика была полной. Или почти полной, ведь желудки были вопиюще пусты и то вопили, то урчали, настоятельно требуя своего скорейшего наполнения. Эти постоянные требования невозможного достали Антошку так, что он был зол на весь мир.
