Я подошел к стоящей у низкого парапета Джинни. Внизу мутным потоком бурлила толпа, мелькали плакаты и исполненные ненависти лица. Они заметили парящие над ними контейнеры и поняли, что решающий момент близок. Склонившись над алтарем, что-то делал посвященный Мармидон. Я понял, что он усиливает поставленное им защитное поле. До меня донеслись незнакомые слова:
— … Хелифомар, Мабон, Сарут, Гефута, Эннуас, Сацинос… Заклинание перекрывало угрюмое бормотание осаждающих. Огни эльфов вспыхнули ярче. Насыщенный энергией воздух потрескивал, кипел, пахло грозовым ветерком озона.
На губах моей любимой появилась слабая задумчивая улыбка.
— Как бы это понравилось Свартальфу! — сказала она.
Барни неуклюже подошел к нам.
— Можно начинать, но я дам им последний шанс…
Он прокричал те же предупреждения, что и прежде. В ответ раздались пронзительные вопли. В стену застучали объедки и камни.
— О'кей, — сказал Барни. — Хватит ждать.
Я шагнул к генератору и запустил мотор. Включил ток. Генератор запел, прерывисто задрожав. Я вдохнул отвратительный дым — и мне стало радостно. Хорошо, что мы не полагались на двигатели внутреннего сгорания. Мне приходилось видеть так называемые автомобили — они были построены около 1900 года, незадолго до полета первой метлы. Поверьте мне, помещения, где хранятся автомобили, не стоит называть музеями. Гораздо точнее — «Хранилища ужасной нелепицы».
Громкий голос Джинни отвлек мое внимание. Она отправляла канистры в предназначенное для них место. Я их уже не видел. Теперь, равномерно распределенные по всей площади, они плавали в десяти футах над головами толпы. Джинни взмахнула волшебной палочкой. Я щелкнул главным выключателем.
Нет, чтобы очистить принадлежащую «Источнику» территорию, мы не использовали колдовство… Ток, пройдя по обмотке генератора, породил такое магнитное поле, что в радиусе ста ярдов прекратилось действие как наших, так и их чар.
Все приборы, которые могли быть повреждены, мы упрятали в помещение, обитое изнутри изолирующим материалом. Мы повторно предостерегли толпу, что проводим эксперимент с транспортировкой жидкостей, возможно, являющийся опасным. Ни один закон не мог требовать от нас, чтобы мы добавили, что эти жидкости — находящиеся под большим давлением намеренно испорченные нами консервы. Настолько испорченные, что готовы взорваться в любую секунду. И взорвутся, когда исчезнут силы, поддерживающие защитное поле.
На самом деле мы намеренно преувеличили опасность. Мы пытались свести на нет или, по крайней мере, уменьшить вред, который будет причинен захватчикам. Ничего страшного в контейнерах не было. Может быть, присутствовал слабенький токсин в такой концентрации, что и говорить об этом не стоило. Хотя нормальное человеческое обоняние сочло бы ее достаточной, чтобы забить тревогу…
Просто безобидная смесь таких веществ, как бутил-меркаптан, трупные запахи и ароматы гниения… М-да, у всей этой органики великолепная проникающая способность. И если хоть несколько капель попадет на кожу человека, вонь не исчезнет в течение недели, а то и двух.
Донесся первый истошный визг. Настала минута моего торжества. Затем нахлынула волна зловония. Я забыл надеть противогаз, забыл, что, даже когда я человек, мой нос все же достаточно чувствителен. Одно слабое дуновение — и я задохнулся. Меня вырвало, содержимое моего желудка разлетелось по всей крыше. Запах, в котором смешалась вонь скунса, прогорклого масла, сгнившей спаржи… Это было гниение, гибель, колесница Джаггернаута, вымазанная лимбургским сыром… Короче, это неописуемо. Я едва сумел натянуть маску.
— Бедный Стив!
Рядом стояла Джинни.
— Они убрались? — выдавил я.
— Да… Вместе с полицией. А с ними, похоже, и половина квартала.
Я вздохнул с облегчением. Была в нашем плане слабая точка: мятежники могли не разбежаться, а, возжелав нашей крови, вломиться в уже не защищенные двери. Но теперь, узнав на собственном опыте, каково им пришлось, я уже не думал, что такое возможно. Свою задачу работники лаборатории выполнили лучше, чем сами надеялись.
Вряд ли следует ожидать, что они захотят вернуться. Если тебя арестовали или ты сложил голову в борьбе за общее дело — ты герой и твой пример вдохновляет всех прочих. Но если ты просто-напросто воняешь так, что не можешь поговорить с лучшим другом (потому что последний не решится приблизиться к тебе на расстояние слышимости), то, видимо, твоя борьба за правое дело закончилась неудачей…
Я схватил Джинни, прижал к себе и принялся целовать. Черт, снова забыл о противогазе! Она распутала хоботы масок.
— Мне лучше идти. Пока эта гадость не разошлась по всему городу, надо уничтожить ее, — сказала Джинни. — Выключи свою машину и заэкранируй ее.
— А-а… да, — мне пришлось согласиться. — Мы планировали, что завод возобновит работу уже утром…
Обнаруживалось то одно, то другое, и еще пару часов мы были заняты. Когда закончили, Барни раздобыл несколько бутылок, и до самого рассвета мы отмечали победу. Небо в восточной стороне вспыхнуло розовым заревом, и лишь тогда мы с Джинни, шатаясь и икая, взобрались на нашу метлу.
— Домой, Джеймс.
Нас обвевал прохладный воздух, высоко над головой разворачивался купол небес.
— Знаешь что? — сказал я через плечо. — Я люблю тебя.
— Мур-р…
Она потерлась щекой о мое плечо. Ее руки скользнули по моему телу.
— Бесстыжая девка, — констатировал я.
— Предпочитаешь что-нибудь в другом роде?
— Да нет… Но могла бы и подождать немного. Я тут с тобой чувствую себя все более развратным с каждой минутой и не имею никакой возможности удовлетворить похоть…
— О, возможность есть, — пробормотала она мечтательно. — Даже на помеле. Забыл?
— Не забыл. Но, черт побери, здесь, как и на других воздушных линиях, вот-вот все будет запружено. Зачем лететь в поисках уединения несколько миль, когда у нас рядом есть великолепная спальня?
— Верно, твоя идея мне нравится. Всего пятнадцать минут — и нам обеспечено уединение в собственном доме… Наддай, Джеймс!
Метла резко ускорила полет.
Меня переполняло счастье, и моим счастьем была Джинни.
Она первая почувствовала признаки сверхъестественного. Я понял лишь, что ее щека оторвалась от моей спины, руки отпустили мою талию, а ногти сквозь рубашку вонзились в тело.
— Какого Молоха!
— Тс-с! — выдохнула она.
Полет. Молчание. Легкий, но пронизывающий рассветный ветерок. Наконец она заговорила. Голос ее звучал напряженно, он был каким-то ослабевшим, растерянным:
— Уже некоторое время я чувствую что-то неладное. Возбуждение и все такое… я только сейчас это осознала.
