Это был огромный тигр, фунтов пятьсот, не меньше. В глазах его тлел огонь, а в пасти сверкали громадные клыки. Он занес когтистую лапу, способную переломить мой хребет. Я кинулся вперед, укусил его и отскочил, прежде чем он успел ударить. Частью своего сознания я слышал, как враги ломились через подлесок, пытаясь отыскать меня.
Тигр прыгнул. Я уклонился и бросился к ближайшим зарослям. Возможно, я сумею пробраться там, где он не сумеет…
Он несся между деревьями за мной, ревя в бешенстве.
Я увидел узкую щель между двумя гигантскими дубами, слишком маленькую для него щель, и кинулся туда. За те полсекунды, что я протискивался, он догнал меня. В голове взорвались и потухли огни…
ГЛАВА 4
Я находился вне времени и пространства. Само мое тело отделилось от меня — а может, это я отделился от тела…
Как я мог осознать бесконечную темноту и холод этой пустоты, коль скоро у меня не было соответствующих понятий?
Как я мог испытывать отчаяние, коль скоро был не чем иным, как точкой, затерявшейся в пространстве и времени?
Нет, даже не так. Ибо здесь не было ничего. Ничего, что можно было бы осознать. Ничего, что можно было бы любить, ненавидеть или бояться. Ничего, о чем можно было бы хоть как-то поведать словами. Мертвец ощущал бы себя менее одиноким, ибо единственное, что существовало во всей Вселенной, — я и мое отчаяние.
Но в то же время, или на квадриллион лет позже, или и то и другое вместе — ко мне пришло что-то еще.
На меня глядел Демиург. Беспомощный, практически ничего не понимающий, я мог лишь прикоснуться к его сознанию. Такому бесконечному, что не оставалось места даже надежде. Я вращался в бурных течениях его мыслей, слишком чужих, слишком огромных и непонятных, чтобы надеяться на спасение. Будто слышал урывками рев Ледовитого океана, в котором тонул…
Опасность. Этот и те двое. Определенно, они могут быть крайне опасны. Не в данный момент, когда они всего лишь способствуют уничтожению плана. Великий план, в котором эта война — всего лишь первая страница… что-то в них предостерегает, пусть и слабо, об опасности…
Если бы только я мог более ясно видеть во времени!..
Их нужно устранить, уничтожить. Необходимо что-то предпринять до того, как возникнут и возрастут их потенциальные возможности. Но сейчас я еще ничего не могу. Может быть, как это случается на войне, их убьют. Если нет, мне следует запомнить их и попробовать сделать что-нибудь позднее. Сейчас у меня слишком много иных дел, я должен сохранить семена, насаженные мною в этом мире. Вражеские птицы летят во множестве на мои поля… голодные стаи. И с ними орлы, охраняющие птиц со все возрастающей дикой яростью. Вы попадетесь еще, птицы, в мои ловушки… и Тот, кто выпустил вас!
Так велика была под конец сила его ярости, что я оказался выброшенным на свободу…
ГЛАВА 5
Я открыл глаза. И какое-то время чувствовал лишь ужас. Меня спасла физическая боль. Она прогнала мысли об уже полузабытых кошмарах прочь, в обычное их обиталище. Теперь мне просто казалось, что после удара я какое-то время пробыл в бреду.
Человекозверь — в своей звериной ипостаси — не настолько неуязвим, как полагает большинство людей. Кроме таких штучек, как серебро, которое является биохимическим ядом для процессов метаболизма оборотня, нас может убить повреждение жизненно важного органа. И ампутированные конечности тоже не восстанавливаются — если, конечно, поблизости не окажется хирурга, который пришьет ампутированное обратно до того, как отомрут клетки.
Мы, однако, крепкая порода. Вероятно, я получил удар, который сломал мне шею. Однако спинной мозг не был безвозвратно поврежден, и все заживало с обычной для оборотня скоростью.
Беда была в том, что они взяли и тут же превратили меня в человека с помощью моего же собственного фонарика — до того, как повреждения зажили. Я попытался встать, но мне это не удалось. Меня вырвало.
— Вставай!
Меня пнули под ребра.
Шатаясь, я поднялся. Все мое снаряжение тут же убрали подальше, в том числе и фонарик. Несколько человек держали меня под прицелом своих ружей. Рядом стоял человек-тигр. В своем человеческом обличье он достигал почти семи футов роста и был чудовищно толст. В глазах мутилось от боли, но я все же разглядел на нем знаки различия эмира. В те времена это было скорее воинское звание, чем титул, но, как бы то ни было, он был весьма важной персоной.
— Пойдемте, — сказал эмир и пошел впереди, а я — подталкиваемый — следом.
Я увидел ковры в небе, услышал вой их оборотней, рыщущих в поисках других американцев. Но меня слишком шатало, чтобы заботиться еще и об этом.
Мы вошли в город, направляясь к центру. Тротуары глухо звучали под нашими сапогами. Тролльбург был город небольшой. Возможно, некогда в нем насчитывалось тысяч пять населения. Улицы в большинстве были пусты.
Я увидел несколько отрядов сарацин, палящих в небо из противовоздушных орудий. Мимо тяжело и неуклюже прополз дракон; повсюду располагались бронебойные пушки. Гражданского населения след простыл. Я знал, что с ним случилось. Привлекательные девушки угодили в офицерские гаремы. Остальные мертвы либо сидят под землей, ожидая отправления на невольничьи рынки.
Когда мы добрались до отеля, где располагался вражеский штаб, головная боль утихла. Мозг снова стал ясным. Хотя при данных обстоятельствах это было сомнительным везением. Меня провели по лестнице в номер-люкс и приказали встать перед столом. Эмир сел за стол, рядом расположился юнец-паша из разведки. Вдоль стен выстроились с полдюжины охранников.
Эмир обернулся к паше, сказав ему что-то (как я предположил, следующее: «Вести допрос буду я, а вы наблюдайте»).
— Итак, — заявил он на хорошем английском, — у нас есть несколько вопросов. Пожалуйста, назовите себя.
Я механически заявил ему, что меня зовут Шерринфорд Майкрофт, капитан армии США, и назвал свой номер.
— Это не настоящее имя, не так ли? — спросил он.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Мне известна Женевская конвенция. Вам не удастся околдовать меня с помощью моего же имени. «Шерринфорд Майкрофт» — это мой псевдоним.
— Халифат не подписывал Женевскую конвенцию, — спокойно сказал эмир, — и когда джихад требует крайних мер… В чем состояла цель вашей вылазки?
— Не стоит ожидать моего ответа, — сказал я. Можно было бы помолчать, все это давало выигрыш во времени Вирджинии. Но все же молчать было хуже.
— Возможно, вас удастся уговорить, — эмир задумчиво глядел на меня.
Происходи дело в кино, я бы ответил, что вышел на луг собирать маргаритки. Я безостановочно острил бы, пока они плющили в тисках мои пальцы. Но в реальной действительности их методы были слишком реальны.
