Хотя, подумалось Артему, узнай народ, что через город несут не кого-нибудь, а самого легендарного Белого Дракона, победителя монголов, по слухам, способного творить немыслимые для древнего человека чудеса вплоть до оживления мертвых и умения зажечь огонь одним лишь взглядом, вполне допустимо, что ажитация имела бы место. Возможно, всяк бы захотел прикоснуться к легендарному получеловеку-полудракону. И тут его самураям было бы не управиться, это тебе не хилые ажитации, случавшиеся в провинциальных городках, через которые они проезжали, где самураям, чтобы утихомирить пришедший в волнение народец, хватало грозных окриков и двух-трех увесистых тычков.
«А стало быть, — сделал вывод Артем, — слава Будде и всем создателям в придачу, что никто не знает, кого несут по городу Киото. Еще, глядишь, и носилки перевернули бы к чертовой матери, да и самого Белого Дракона запросто могли бы разодрать в клочья, исключительно на почве радости и обожания, что в иные времена проделывали с кумирами от попсятины. А посему даже и высовываться из носилок на всякий пожарный не стоит. Потому как внешность приметная и редкостная, опознать во мне Белого Дракона труда не составит. Посему и рисковать не стоит». С этими мыслями Артем плотно задвинул дверцу носилок…
Он выбрался наружу, лишь когда носилки опустили на землю и слуги сами отодвинули дверцу. От неудобного, долгого сидения все тело затекло. Совсем не помешало бы прокрутить комплекс упражнений, способных в кратчайшие сроки прогнать по мышцам кровушку, размять их и восстановить тонус. Или вот тоже неплохо было бы, сделай ему кто-нибудь хороший силовой массаж. Но, увы, позволить себе ни того ни другого даймё Ямомото не мог, не поймут его в доме Кумазава. Как говорится в каком-то анекдоте, дикари-с…
Слуги сейчас запирали ворота, через которые внесли носилки и въехала-вошла вся процессия, состоявшая из самураев Артема, самураев Кумазава и прочих сопровождающих их лиц. Хидейоши и сестра его Ацухимэ, покинувшая свои носилки гораздо проворнее Артема, раскланивались с невысоким, крепко сбитым самураем, чье красное, морщинистое лицо украшали седые обвислые усы, которые в другом месте и в другое время будут именовать «запорожскими». Когда эти трое находились рядом, друг с другом, сразу было видно сходство в лицах, и сам собой напрашивался вывод, кем приходится Ацухимэ и Хидейоши этот самурай с «запорожскими усами». Для старшего брата староват, да и, насколько Артему было известно, нет никаких у Ацухимэ и Хидейоши старших братьев, значит — отец, глава семейства Кумазава.
Поздоровавшись с детьми и выслушав их краткий отчет о поездке, глава семейства широким шагом направился к Артему, остановился перед ним, довольно небрежно поклонился и спросил строго, будто дело происходило на заставе:
— Ты и есть тот самый Белый Дракон?
Артем подумал, что этот вопрос ему предстоит услышать здесь, в столице, еще тысячи тысяч раз.
— Да, тот самый, — ответил он, едва сдержав вздох. — Но обращаются ко мне «даймё Ямомото».
— Я — Кумазава Садато. Пойдем со мной, Белый Дракон!
— Отец, это наш гость, — попытался вмешаться Хидейоши. — И я прошу тебя…
— Молчать, Хидейоши! — отец вскинул правую руку. И, сдвинув брови, прорычал: — Почему ты все еще здесь?! Ты служишь сиккэну, значит, должен немедленно отправиться к нему с докладом! А ну, на коня, и вперед! А ты, Белый Дракон, иди со мной!
Артем успел бросить взгляд на Ацухимэ и получил в ответ лукавую улыбку и пожатие плечами, и сие, наверное, следовало трактовать так — мол, что поделаешь, так и живем, терпи, самурай, сёгуном будешь.
Отец семейства шагал широко, и успевать за ним было непросто. И когда он резко остановился, Артем чуть на него не налетел. Еле удалось затормозить.
— Какого бога ты чтишь? — огорошил вопросом строгий самурай.
Артем, признаться, несколько растерялся. Как-то так вышло, что до сей поры религиозными вопросами его не донимали.
Дело в том, что японцам даже в голову не приходило, как это можно не чтить богов синто, потому как боги эти суть сама жизнь, воздух, природа. Какой безумец не признает воздух и станет отвергать природу! Об этом и спрашивать нечего. А что до того, в кого еще верит или не верит человек, — в этом отношении жители страны Ямато выказывали поразительную веротерпимость… Или вероравнодушие. Понятное дело, синтоистские и буддийские священнослужители ревниво поглядывали по сторонам, опасаясь конкуренции. Но взволноваться по-настоящему они могли только в том случае, ежели бы паства в большом количестве стала переходить под иные религиозные знамена. А что там один кто-то во что-то свое верит — так пусть его! И жил себе Артем, никаких обрядов и постов не соблюдая и никем за это не осуждаемый. А тут вот, видишь как, с первых же шагов первый же киотосский самурай начал приставать с религиозными вопросами.
И Артем убедительно соврал:
— Богов синто, своего бога по имени Иисус и Будду, которого чтят также и в нашей земле.
— Правильно, — Кумазава-старший пригладил усы. — Должно всегда чтить богов и Будду. И правильно, что не забыл своего бога. Боги измен не прощают. Запомни, Белый Дракон!
Глава дома Кумазава вновь зашагал, взяв с места столь споро, что Артему пришлось его догонять чуть ли не бегом. Они пошли через двор. И вновь — резкая остановка, и вновь Артем едва не врезался в широкую самурайскую спину.
— Смотри сюда! — Кумазава вытянул палец в направлении одного из окружавших первый дворик одноэтажных строений. — Это дом, где живут слуги. Здесь и ты разместишь своих слуг.
— Понял.
— Сколько с тобой женщин и кто они?
— Служанка по имени Мито и…
— Служанка жить будет здесь! — Кумазава-главный снова вытянул палец в направлении все того же строения. — На женской половине. Кто еще?
— Омицу. Моя наложница.
— Пошли.
Самурай Садато двинулся к неширокому, накрытому деревянным козырьком проходу, соединявшему первый дворик и второй. Во второй двор он так и не прошел, а остановился аккурат в проходе и отодвинул неприметную дверь. Взглянув через плечо самурая Садато, Артем разглядел маленькую комнатушку, ширму в углу и этажерку с куклами.
— Приведешь ее сюда и скажешь, что жить будет здесь. Здесь тебе удобно будет ее навещать. Ты каждый день навещаешь своих наложниц?
Артем замялся, несколько, признаться, шокированный вопросом.
— Ты должен навещать их каждый день, — непререкаемым тоном выдал Кумазава-главный. — Так ты надолго сохранишь мужскую силу, и твой дух не будет знать упадка. Навещай, даже если устал или не испытываешь желания. Желание в тебе должна пробудить женщина. Если она этого не умеет — задай ей трепку, а если не поймет, гони ее, тебе нужна другая наложница. Владеть искусством любви и неустанно совершенствоваться в нем — такая же обязанность для женщины, как для самурая — неустанно совершенствоваться во владении мечом и в каллиграфии. Главное — навещай наложниц в час Собаки…
[50]
Во сколько ты ложишься?
