Он оторвался, и Дамарис открыла глаза.
— Ты выглядишь удивленным, — сказала она улыбаясь.
— Скорее, потрясенным. Но ты поедешь в Чейнингс? Ты определила поцелуй в качестве платы и получила его.
Она оттолкнула его, но он схватил ее за руки:
— Я не то хотел сказать.
— Вы говорите много того, чего не хотите! — возмутилась она.
— Только с вами.
Она перестала вырываться.
— Мне это нравится.
— Мегера, — сказал он, но с теплотой в глазах. — Это имеет смысл, Дамарис. Вы ведь не хотите оставаться здесь?
— Но Чейнингс?.. — И я. — Он опустил руки ей на талию, а она положила ладони ему на плечи, поигрывая пальчиками. — Кошка, — сказал он. — Не выпускай свои коготки.
Она знала, что ее чуть раскосые глаза делают ее похожей на кошку, но до сих пор считала, что это плохо.
— А не будет ли это неприлично? Эшарт и мисс Смит? Вы и я?
— И вдова. И леди Талия тоже будет там. Она любит Джениву и хочет навестить дом своего детства. — Он начал осыпать поцелуями ее нос, щеки, снова губы. — Вы поедете?
— Сатана, — пробормотала она, пытаясь думать. Холодный, мрачный дом. Вдова. Эшарт и мисс Дженива, влюбленные до тошноты. Фитцроджер. Таинственный Фитцроджер, которого ей хочется узнать ближе. Еще поцелуи...
С Эшартом и мисс Смит, изнемогающими от любви друг к другу, и их дуэньями — двумя старыми дамами, которым требуется вздремнуть, разве не будет достаточно времени наедине с ним? Мудрая женщина бежала бы от этого как от чумы, но могла ли она быть рассудительной, когда его губы мягко играли на ее губах?
Осталось так мало времени до того, как она станет благоразумной, — поедет в Лондон и найдет подходящего мужа...
Она отодвинулась, ощущая, как одежда прикасается к чувствительной коже. Соблазн боролся со здравомыслием, и трезвость не проиграла окончательно. Девушка взяла его лицо в свои ладони.
— Вы обещаете, что не соблазните меня там?
Его глаза округлились, но взгляд остался твердым.
— Я обещаю не совращать вас нигде, Дамарис. Не потому, что моя низменная натура не захочет, просто честь не позволит. И еще. У меня здоровый инстинкт самосохранения. Мне бы не хотелось сделать Родгара своим смертельным врагом.
Дамарис глубоко вздохнула.
— Тогда, если Дженива сможет это вынести, я поеду в Чейнингс.
Он отступил назад.
— Хорошо.
Дверь библиотеки открылась. Они обернулись. Вошел Эшарт.
— Радуйтесь! Я все еще цел и невредим. Мисс Миддлтон согласилась поехать с нами?
Дамарис воззрилась на Фитцроджера, больно задетая. Он только что поцелуями добился от нее согласия на уже утвержденный план. И почему Эшарт разговаривает так, словно ее здесь нет?
— Мисс Миддлтон согласилась, — раздраженно бросила она, что заставило Эшарта хотя бы взглянуть на нее.
Настороженно, с удовлетворением отметила Дамарис. Она не гордилась своим недавним поведением. Но ей нравилось, что могущественный маркиз Эшарт нервничает из-за нее. Он поклонился:
— Мои извинения, мисс Миддлтон. И заранее прошу прощения за неудобства Чейнингса.
— Я была там, милорд.
Он на мгновение нахмурился, прежде чем сказать «Ах да».
Дамарис скрипнула зубами. Неужели этот несносный человек даже не помнит? Он ведь тоже был там, оказывал ей знаки внимания, очаровательно ухаживал за ней. Точнее, за ее деньгами.
— Сейчас неудобств будет еще больше, — сказал маркиз, и до нее дошло, что, откажись она ехать, он был бы рад. Прекрасно. Ей доставит удовольствие быть бельмом на глазу и у него, и у мисс Смит.
— Я переживу, милорд. Я не росла в роскоши.
Он метнул на нее недружелюбный взгляд. Фитцроджер вмешался:
— На состязании Дженива будет дамой сердца Эшарта. А вы — моей?
Он подобрал ее шаль, которая, очевидно, соскользнула во время их поцелуя. Дамарис выхватила ее и укуталась. Она не желала навредить себе, отказавшись от этого плана, но была отчаянно зла на него.
— Хорошо, — сказала она. — Вы с Эшартом будете драться?
— Возможно. — Надеюсь, вы убьете друг друга, — проворковала она, уходя.
— Сварливая баба, — пробормотал Эш.
Фитц сдержал желание как следует врезать другу.
— Ей пришлось нелегко, и в этом есть твоя доля вины.
— Я не делал ей предложения.
— Вдова давала обещания от твоего имени, и ты не возражал. До встречи с Дженивой — после встречи с Дженивой! — ты собирался жениться на деньгах мисс Миддлтон.
Румянец вспыхнул на щеках Эша.
— Больше нет. Так почему она тащится в Чейнингс? Теперь Родгар ее опекун.
— Ты ведь тоже имел беседу.
— Короткую. Меня послали, чтобы выручить ее и сообщить о плане. Я надеялся, что она откажется.
— Я уговорил ее. Ей лучше уехать отсюда. Она не член семьи, и у нее нет здесь настоящих друзей. И я не хочу оставлять ее.
Фитц пожалел, что сказал это. В последнее время он совсем разучился владеть собой. Эш поднял брови:
— Ты питаешь надежды? Удачи тебе, но не спеши считать цыплят. Она в погоне за самым высоким титулом, который сможет купить. Кстати, Родгар обратился ко мне со странным вопросом.
Фитц обрадовался смене темы.
— Каким?
— Он спросил, есть ли в Чейнингсе документы, относящиеся к Бетти Кроули. Ну ты знаешь, моя прапрабабушка.
— Одна из многочисленных любовниц Карла II и источник королевской крови, которая предположительно течет в жилах Трейсов? Вдова раза два упоминала об этом.
Эш рассмеялся, ибо его бабушка никогда не упустит случая упомянуть о «королевской связи», как она это называет, хотя, видит Бог, потомки от внебрачных связей веселого монарха не редкость.
— Почему Родгар интересуется? — спросил Фитц. — Он тоже праправнук Бетти. Возможно, составляет свое фамильное древо. Это показалось мне безобидным любопытством, и я решил, что мир между нами будет мудрым шагом.
— Слава тебе Господи! А документы есть?
— Должны быть. Хотя Бетти вышла замуж за Рандолфа Приса, у нее был только один ребенок — королевский. Он носил имя Чарлза Гтриса и позже стал лордом Вейзи. Его единственным выжившим ребенком была бабуля, поэтому титул умер вместе с ним, а Стортон-Хаус был продан. Потом она стала маркизой Эшарт, поэтому бумаги Присов были переправлены в Чейнингс. Полагаю, они лежат на чердаке. Я сказал, что посмотрю, когда буду там.
— Ты, — спросил Фитц, — или я? Эш усмехнулся:
— Ты же не можешь ожидать, что я оставлю Джениву в одиночестве. Позови мисс Миддлтон помочь тебе и займись с ней любовью на заплесневелых бумагах. Только позаботься, чтобы она не беспокоила Джениву. Я не позволю расстраивать ее.
