Ее сестра, леди Каллиопа — тучная женщина в кресле на колесах, — и пожилая пара присоединились к ней.
Дамарис смотрела ей вслед. Всерьез ли было сказано «герой для вас»?
Дамарис хотела бы научиться игре в вист, ибо это наиболее популярная игра в высшем свете, но карты были запрещены в Берч-Хаусе. Ее единственным опытом в этой области была игра в криббидж с прикованной к постели старой женщиной. Ей бы следовало поучиться в Торнфилд-Холле, но она как-то не подумала об этом. Она возьмет уроки в Лондоне.
Как обычно бывало в Родгар-Эбби, джентльмены долго не засиживались за портвейном и вскоре присоединились к дамам. Когда объявили танцы, Фитцроджер пригласил ее пойти в бальный зал с ним, и Дамарис с радостью приняла его приглашение. Недостатка в партнерах у нее не было. Правда, пришлось станцевать с Осборном, который напустил на себя трагический вид, но даже это не испортило ей настроения.
Когда девушка вернулась в свою комнату, готовая лечь в постель, она подумала, что Фитцроджер оказался прав, вернув ее. Она написала себе записку-напоминание: «Вознаградить Фитцроджера». Она сунула записку в шкатулку для драгоценностей, при этом увидев материно обручальное кольцо. На смертном одре Абигайль Миддлтон попросила Дамарис снять кольцо с ее пальца, сказав:
— Его называют символом вечности, дочка, но помни, оно может быть постоянной печалью, неистребимой болью. Я не отправлюсь в бессмертие, неся оковы этого человека.
Разубеждать ее было бесполезно, поэтому Дамарис подчинилась, затем спросила:
— Что мне с ним делать?
— Храни его. И никогда не доверяй мужчине. На внутренней стороне кольца Дамарис обнаружила слова, выгравированные, очевидно, по просьбе отца: «Твой до самой смерти».
А потом он оставил свою жену.
Она скатала свою записку в трубочку и просунула в кольцо, как еще одно напоминание. Никогда не доверяй мужчине.
Глава 7
На следующий день Дамарис позавтракала в своей комнате и руководила упаковкой вещей. В десять часов она, укутавшись в теплую накидку и спрятав руки в муфту, спустилась в холл. Они могли бы выехать пораньше, но вдовствующая маркиза Эшарт отказалась. И сейчас, в назначенное время, ее еще не было.
Эшарт и мисс Смит разговаривали с леди Аррадейл. Леди Талия, в мантилье из цветистого бархата, сидела между лордом Родгаром и Фитцроджером. Дамарис хотела присоединиться к ним, но устояла перед соблазном. Вместо этого она стала бродить по залу, вспоминая связанные с ним приятные моменты, особенно турнир по фехтованию.
Горячий трепет пробежал по ней, и девушка вскользь взглянула на Фитцроджера. Она заметила, что он смотрит на нее, и торопливо отвела глаза. Где же вдова? Какая же она эгоистичная и несносная! Похоже, считает себя королевой. Будь ее воля, Дамарис бы уехала без нее.
— Чем вам не угодила сия колючая гирлянда, что вы так сердито хмуритесь?
Дамарис вздрогнула и осознала, что с гневом взирает на ветку остролиста, украшающую каминную полку.
— Я думала о колючей старухе, — объяснила она Фитцроджеру.
— Как замечательно, что она не стала вашей бабушкой, моя сладкая. Это была бы нескончаемая война.
— Вы не должны меня так называть.
— «Моя сладкая»? Я просто пытаюсь вас подсластить. — А кто я сейчас? Уксус?
— Временами.
— Уксус — очень полезная жидкость, сударь. Для чистки, для засолки, для перевязки ран...
— Но не приветствуется в вине.
Дамарис сдержала улыбку. Ее возбуждали словесные поединки.
— Неудивительно, что я кислая. Мы едем в Чейнингс зимой, и мне предстоит быть спутницей ослепительной красавицы.
— Вы ничем не хуже.
— Если вы, сэр, скажете мне, что я тоже красавица, я назову вас бессовестным лжецом.
Несмотря на свои слова, она ждала льстивых заверений, прицеливаясь, чтобы выстрелить в него снова. Но он окинул ее взглядом и сказал:
— Невзрачная, как алебарда.
— Что?
Он притворился удивленным:
— Вы не хотите быть острым и опасным оружием? Очень хорошо. Дженива — многогранный алмаз, привлекающий всеобщее внимание ярким сиянием. Вы же неограненный рубин, под гладкой поверхностью которого таится огонь и загадка. Не смотрите так изумленно.
Он нежно прикрыл ей рот, затем в легком поцелуе коснулся губ.
— Я мог бы попытаться убедить вас в вашей привлекательности, но это слишком опасно.
— Почему? — удивилась она.
— Это все равно что направлять заряженную пушку на всех мужчин Англии.
— Ей-богу, сударь, вас трудно понять. Алебарды, рубины, пушки... И кроме того, — она состроила гримаску, — мужчины выстроятся в ряд, чтобы быть застреленными моими денежными мешками. Я им буду безразлична.
— Не будете, Дамарис. Обещаю, что такого не случится. Он сказал это слишком серьезно. Она отвернулась. — Снова льстите? Я предпочла бы, чтобы вы этого не делали.
— Мне вы небезразличны. — Девушка почувствовала спиной, что он шагнул ближе. — И это не имеет никакого отношения к вашим денежным мешкам, поскольку у меня нет надежды жениться на них.
— Так вы говорите.
— Не сомневайтесь в моих словах.
Она повернулась. Что-то затрещало в воздухе между ними, и она осознала, что хочет сражения, такого же неистового, как вчерашняя битва на шпагах. Но он отступил назад, поправляя простую оборку своего манжета.
— Нечестно, моя милая. Если бы любая другая женщина намекнула, что я лжец, я бы немедленно и навсегда избавил ее от своего присутствия, но я поклялся повсюду сопровождать вас.
— Значит, я освобождаю вас. Мне не нужен нерасположенный слуга.
— Я не ваш слуга.
— Ну, сопровождающий. Я не нуждаюсь в вас.
— Разве? Вам необходим кто-то, кто удержит вас от неправильного выбора мужа.
Она со смехом отмахнулась от его слов:
— Обещаю вам, что выйду замуж по меньшей мере за виконта.
— Титул здесь совершенно ни при чем. Я позабочусь, чтобы вы выбрали с умом.
Она раздраженно втянула воздух.
— Вы не властны надо мной, сударь, и я выйду за кого захочу!
— Даже за меня?
—Да! — выпалила Дамарис, прежде чем увидела ловушку. — Но только в том случае, если вы виконт.
И все же ей стоило немалых усилий сдержать улыбку. Каким возбуждающим может быть спор с мужчиной. Все внутри Дамарис бурлило от их перепалки, и она отчаянно цеплялась за его явную лесть. Гладкая поверхность, под которой таятся огонь и загадка. Ах, если бы только это было правдой! В ее бесценном рубиновом ожерелье, которое она еще ни разу не надевала, в самом центре, есть огромный неограненный рубин. Когда ей представится возможность надеть его, чтобы Фитцроджер мог увидеть? Такое украшение уместно лишь для самого грандиозного случая. Быть может, в Лондоне...
