— Должно быть, это было тяжело и для вас. Сочувствие задело Дамарис за живое.
— Хороший урок того, как тебя могут обмануть.
— Эшарт не обманывал вас.
— Он хладнокровно планировал жениться на мне ради денег.
— Как и вы собирались выйти за него ради титула. Дамарис резко втянула воздух. Но ведь это же правда. — Ладно, — сказала она. — Я была такой же расчетливой, как и он, и для нас обоих лучше, что мы избежали этого. — Самое время поставить в этом деле точку. — Я должна извиниться перед вами, мисс Смит. В последние дни я порой вела себя не лучшим образом.
Дженива Смит заморгала, затем схватила руку Дамарис:
— О нет, вас бесчестно ввели в заблуждение. Мне так жаль. Дамарис не знала, как реагировать на ее слова.
— Тогда, возможно, мы могли бы заключить мир. Мисс Смит стиснула ее руку.
— Если так, то прошу тебя, пожалуйста, называй меня Дженивой.
— Конечно. Как мило! — Дамарис улыбнулась. — Но только если ты будешь называть меня Дамарис.
— С удовольствием. Такое красивое имя. Дамарис высвободила руку.
— В переводе с греческого означает «телка». — Она тут же пожалела о своей резкости и, чтобы замять неловкость, отвернулась к окну.
— А... — заметила Дженива Смит. — Ты хочешь Фитцроджера.
Дамарис резко повернулась:
— Разумеется, нет!
— Почему? Он такой очаровашка. Ему нужно только какое-нибудь занятие. Он из тех, кто справляется со всем, за что бы ни взялся.
Упоминание о занятии напомнило Дамарис о том, что она должна вознаградить его. Сделав это, она избавится оттого воздействия, которое он на нее оказывает. Ей пришло в голову, что Дженива может знать о нем больше, чем она, и эта поездка дает возможность расспросить ее.
— Должно быть, у него есть семья, которая поможет ему устроиться, — закинула она пробный шар.
— Он, похоже, давно отдалился от них. Но это уважаемая семья. Кажется, из Херефордшира. И титул. Да. Виконт Лайден.
Виконт! Дамарис надеялась, что потрясение не отразилось у нее на лице. Она же пошутила, что выйдет за него, только если он виконт. — Его старший брат — носитель титула, — продолжала Дженива.
— Самый старший, полагаю. Октавиус означает восьмой ребенок.
Дженива задумалась:
— Да, едва ли он унаследует титул. Это такое непреодолимое препятствие?
Дамарис пожала плечами:
— Глупо выходить за человека скромного положения, когда мир полон прекрасных перспектив.
— Значит, Эшарт — глупец. У меня ничего нет.
— Он ценит твое обаяние и красоту. — Дамарис не хотела, чтобы это прозвучало язвительно, но боялась, что вышло именно так.
Дженива вскинула голову:
— Если лорд способен жениться ради обаяния и красоты, почему леди не может сделать то же самое? Особенно если она богата.
— Возможно, женщины более благоразумны. Красота и даже обаяние померкнут, а титул и положение останутся навсегда.
— И много ли счастья это принесло вдове, леди Эшарт?
Дамарис открыла рот от изумления. Когда она присовокупила это к словам Родгара о графе Феррерсе, все ее планы грозили рухнуть. Она отвернулась, но ее глазам вновь предстало соблазнительное зрелище Фитцроджера.
Она может его купить. Это правда. Разве он сам так не сказал?
— Более того, — пробормотала она, — почему женщины не могут поступать, как мужчины, и иметь супруга для одних целей и любовников для всего остального?
— Дамарис!
Она обернулась, довольная, что сумела шокировать даже такую искушенную в житейских делах девушку, как Дженива. Ту, которая плавала по морям и даже, говорят, сражалась с пиратами.
— Однако мы не можем, не так ли? Как не станем морскими героями и не отправимся на Восток за богатством и приключениями. — Ты храбрая. — В глазах Дженивы светилось восхищение.
— Это было бы неплохо, но боюсь, не принесет ничего, кроме печали. Ты играешь в криббидж?
Дженива кивнула, и они начали играть. Их умения оказались приблизительно одинаковыми, поэтому игра требовала сосредоточенности. К тому времени, когда путешественники остановились для первой смены лошадей, Дамарис даже было весело.
Она призналась себе, что ей начинает нравиться ее спутница. Дженива была приятной и обладала поразительным чувством юмора. Да и какая польза в том, чтобы обижаться и дуться?
Большую часть пути снег не представлял проблемы, но местами заносы затрудняли езду. Конечно, верховые предупреждали о сложностях, и они устранялись, но все это сильно замедляло движение.
По чистым дорогам они могли надеяться добраться в Чейнингс к двум часам и там пообедать, а так они остановились на обед в «Королевской голове» в Першеме. Все для них уже было готово. Дамарис воспользовалась ночным горшком за ширмой в спальне, а затем вышла в уютную гостиную, предназначенную для важных персон, где уже был подан обед. Там были только вдова и леди Талия. Нетрудно было угадать, почему Эшарт с Дженивой задерживаются, но где же Фитцроджер? О нет, она не будет постоянно обращать внимание на то, присутствует ли он. Старые леди уже приступили к супу. Она присоединилась к ним.
— Где же эти глупые создания? — вопросила леди Талия. — Питаются любовью, полагаю. Ах, я помню те дни!
Вдова подняла глаза:
— Твой возлюбленный умер.
Дамарис увидела потрясенное лицо бедной леди Талии и едва сдержала протестующий возглас. Она ринулась спасать ситуацию.
— Суп из бычьих хвостов такой питательный! И живительный после стольких часов в дороге.
Но отвлечь леди Талию не удалось. — Мой дорогой Ричард умер не от голода, София, а от сабельной раны. — Она вытащила кружевной платочек и приложила к глазам.
— Разве такая романтическая натура, как ты, не верила в то, что любовь защитит его?
— Нет, как я могла? — Искреннее или напускное, непонимание леди Талии было отличным ответом. — Сколько любимых умирают на войне! Или иным образом. Четверо твоих детей умерли, София, и я уверена, что ты любила их не меньше, чем я своего Ричарда.
Вдова побелела.
— Материнская любовь — совсем другое дело, Талия, чего тебе никогда не понять.
— Нет, увы, но так много детей умирает. Господь так несправедлив, заставляя мать любить ущербное дитя, ты не считаешь?
Охваченная ужасом, Дамарис снова вклинилась:
— Пути Господни выше человеческого понимания. Вдова повернулась к ней:
— Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, девочка. Ты отказалась от моей семьи. Так тому и быть.
Благодарение Богу, что в этот момент вошли Эшарт и Дженива, а за ними и Фитцроджер. Эшарт улыбался, но, кажется, почувствовал атмосферу.
