— Суп пахнет восхитительно, — сказал он, усаживая Джениву, которая бросила на Дамарис взгляд широко открытых глаз.
Леди Талия принялась болтать о супе, быках и, по какой-то невидимой связи, о платье, которое она надевала ко двору сорок лет назад. Сейчас она казалась просто глупой болтливой старушкой, но тот момент обнаженных клинков не был иллюзией. Леди Талия Трейс не так проста, как полагала Дамарис. Это навело ее на раздумья, как много людей вовсе не те, какими кажутся. Фитцроджер, например. И даже вдова. Бедная женщина потеряла многих, возможно, даже всех своих детей, так что, может, у нее и была причина ожесточиться. Девушка твердо решила попытаться быть с ней помягче.
Фитцроджер сел рядом с ней и налил себе супу.
— Надеюсь, вы не находите путешествие слишком медленным.
— Нет, мы с Дженивой отлично проводим время, сражаясь в криббидж.
Он улыбнулся:
— Я рад, что сражение только карточное.
Ей хотелось поговорить с ним о сражении между старыми дамами, ибо оно угнетало ее, но разговор стал общим.
Когда они были готовы отправиться в путь, Фитцроджер помог ей надеть манто.
— Думаю, еще часа полтора. Мы выслали вперед людей для дополнительной смены.
Было уже больше трех, а дни зимой короткие.
— Значит, мы отправляемся во тьму, — сказала Дамарис.
— Да. — Что-то в его тоне придало ее словам совсем иное значение.
Глава 8
Когда Дамарис уселась в заново прогретую карету, Дженива спросила:
— Я что-нибудь пропустила?
Дамарис не могла сдержать своего волнения.
— Фитцроджер кажется озабоченным.
— Должно быть, это все влияние вдовы. Она здорово умеет отравить жизнь окружающим.
В голосе Дженивы тоже слышалась тревога, и неудивительно. Ее будущее связано с вдовствующей маркизой Эшарт, а как сказал Фитцроджер, вероятность того, что она покинет Чейнингс, ничтожно мала. Конечно, у Эшарта есть городской дом, но ему придется проводить часть времени в имении, да и детям лучше расти на свежем воздухе.
Даже погода испортилась. Небо заволокло тучами, и сейчас, когда солнце садилось, они стали сине-фиолетовыми, словно огромный кровоподтек. Холод стал еще более резким, а укутывающее землю белоснежное покрывало посерело. Зажгли каретные огни, чтобы кучеру было видно дорогу, и от их теплого сияния окружающая тьма становилась еще гуще. Фитцроджер ехал рядом с фонарем со стороны Дамарис, бдительный и настороженный.
Дженива прислонилась к плечу Дамарис, чтобы посмотреть в том же направлении. Дамарис не помнила, чтобы какая-то другая женщина дотрагивалась до нее с такой беззаботной интимностью, но ей это нравилось. Так вела бы себя сестра.
— Интересно, что он замышляет? — задумчиво проговорила Дженива.
Дамарис повернула голову:
— Ты тоже считаешь, что у него есть какая-то особая цель?
— Он не создан для праздности. Но он не так давно с войны. Может, поэтому кажется таким настороженным.
— Ты знаешь, в каких сражениях он принимал участие?
— Нет. Возможно, Эшарт знает. Мужчины склонны считать, что леди не хотят слышать о таких вещах.
— Не думаю, что я хотела бы услышать подробности. — Дамарис откинулась на спинку сиденья. — Тебе, должно быть, довелось участвовать в сражениях?
— Да, хотя не так часто. Когда была возможность, женщин и детей высаживали на берег перед началом баталии. Мне больше приходилось иметь дело с их последствиями.
— Ты ухаживала за ранеными?
— Да.
— Я тоже. За местными ранеными в Уорксопе. Мой дедушка был врачом, поэтому, когда он умер, у нас завязалось знакомство с доктором, который его заменил. Доктор Телфорд был одним из немногих гостей, которым моя мать была рада. Став старше, я иногда помогала ему. В основном в аптеке, но иногда ухаживала за ранеными или стариками. Не за больными, ибо могла заразиться. Еще я читала им, играла с ними в карты.
Дженива нахмурилась:
— У тебя не было друзей твоего возраста? Ты не ходила в школу? При нашей кочевой жизни я порой мечтала о доме и постоянных друзьях. — А я часто мечтала о путешествиях. Даже о том, чтобы поехать к отцу на Восток. Глупо, конечно. Ему было на меня наплевать.
Дженива коротко сжала ее руку, и Дамарис обрадовалась этому. Но у нее не было желания говорить о своих родителях.
— Ты думаешь, Фитцроджер просто отставной офицер?
— Вполне возможно. Участие в бою требует внутреннего огня, ведь далеко не каждый способен убивать своих собратьев. В некоторых он тлеет еще некоторое время.
— Тлеет, — эхом отозвалась Дамарис, которой понравилось это слово по совершенно неподобающим причинам.
Дженива заметила:
— Будь осторожна. Он может... воспламениться. Дамарис вгляделась в ее лицо.
— Я подозреваю, что вы с Эшартом хотите сосватать меня за него.
— Клянусь, нет! С чего ты взяла?
— Это было бы логично.
— Едва ли. Хотя, я уверена, это было бы замечательно. Для него. Возможно, и для тебя. — Она рассмеялась. — Ты напугала меня до потери сознания, но уверяю тебя, мы никогда не говорили об этом. Все полагают, что ты выйдешь за высокий титул.
— Что я и сделаю. — В качестве защиты от безумия она призвала имя. — За герцога Бриджуотера, возможно.
— За герцога! Он молод, хорош собой?
— Ему двадцать семь лет, и, судя по оттиску с гравюры, прилагающемуся к докладу моих поверенных, он, как и я, не блещет красотой, что делает союз вполне равноценным.
Дженива захлопала глазами:
— У тебя есть на него доклад?
— И еще на девятерых. Включая, — добавила Дамарис с усмешкой, — Эшарта.
— О мой Бог! Могу я на него взглянуть?
— Конечно. Но взамен я хочу знать абсолютно все, что ты знаешь о Фитцроджере.
— Ага! Все-таки он искушает тебя.
— Мне просто любопытно. Он загадка. — Любопытство сгубило кошку, — предостерегла Дженива, однако задумчиво нахмурилась. — Я не много знаю. Задай мне вопрос.
— Почему он приехал в Родгар-Эбби на несколько дней позже Эшарта?
— Эш послал его в Лондон, чтобы проследить за доставкой его гардероба, дополнительных лошадей и всего такого прочего. Он не был намерен задерживаться в аббатстве.
— Видишь? Значит, он слуга.
— Скорее, услужливый друг. Еще вопрос.
— Сколько ему лет?
— Двадцать восемь.
— Есть ли у него планы относительно своего будущего?
