Она снова отвела глаза и посмотрела в окно на унылый пейзаж.
— Я не узнаю об этом, меня уже здесь не будет.
Но как она убежит? Никакие доводы или слезы на Фитцроджера, похоже, не подействуют. И едва ли его можно подкупить.
— Побег не поможет, потому что рано или поздно вам снова придется встретиться со всеми этими людьми. Если только вы не намерены жить как отшельница.
— Это Эшарту должно быть стыдно. Он собирался жениться на мне.
— Точнее, на ваших деньгах.
Было неприятно услышать правду, высказанную без обиняков, но Дамарис посмотрела ему прямо в глаза:
— Справедливая сделка. Мое богатство за его титул. Ему без него не выжить.
— Не истратил — все равно что заработал. Дамарис горько усмехнулась:
— Планирует экономить? Эшарт? Это с его-то бриллиантовыми пуговицами и великолепными лошадьми?
— Очко в вашу пользу. Но сейчас надо думать о вашем будущем.
Ей стало интересно, правильно ли она понимает причину этого вмешательства. Фитцроджер был для нее загадкой. Он, несомненно, беден и прозябает в качестве бесплатного компаньона Эшарта.
— Я не обменяю свое состояние за меньшее, сэр, если в этом ваш план.
Может, правда и обидела его, но он не подал виду.
— Я и не мечтаю взлететь так высоко. Думайте обо мне как о сэре Галахаде, спасающем даму из благородных побуждений.
— Меня не нужно спасать. Я хочу, чтобы мне позволили продолжить путь.
У него был такой вид, словно ему хотелось встряхнуть ее, но потом он расслабился, вытянув длинные ноги. Они коснулись ее широких юбок. Она хотела было отодвинуться, но вовремя остановила себя.
— Однажды я попал в дурацкое положение, — сказал он. — Мне было пятнадцать, я был новоиспеченный знаменосец, гордящийся своей формой, но понимающий, что всем известно: я всего-навсего юнец, строящий из себя солдата. Как-то раз я спешил через оживленную казарменную площадь и посторонился, чтобы дать дорогу одной из офицерских жен. К несчастью, при этом зацепил своей саблей юбки другой дамы. Сабля запуталась за какую-то там ленту, и я не смог освободить ее, поэтому повернулся, сделав только хуже. Ее ноги обнажились до самых коленок, и она орала, чтобы я прекратил. Я весь взмок, не зная, что делать. Попытался попятиться. Что-то затрещало... Я был уверен, что никто никогда этого не забудет. Если б мог, я бы сел на корабль и уплыл куда глаза глядят. Но очень скоро поддразнивания прекратились, все забылось.
Дамарис слишком живо могла представить себе это и даже немного посочувствовала, но сказала:
— Это не то же самое.
— Верно. Моя неприятность была чисто случайной, тогда как ваша преднамеренная. Вам хотелось получить приз, который вы выбрали, и если бы я вчера не остановил вас...
— Остановили! У меня до сих пор синяки. — Но воспоминания о той сцене нахлынули на нее и вызвали мучительную боль. Она в отчаянии взмолилась: — Пожалуйста, отпустите меня! Я уеду в свой старый дом. Со мной все будет хорошо.
Он взял ее за руки. Она попыталась высвободить их, но силы покинули ее, а глаза заволокло слезами. — Если вы сбежите, ваше поведение запечатлеется в памяти людей. Когда же вернетесь и будете в хорошем настроении, все станут сомневаться, действительно ли все было так, как они помнят.
Она заморгала, пытаясь прочесть по его лицу, прав ли он.
— Каждая подробность, должно быть, врезалась в их память.
— Все детали происшествия заполонили ваше сознание, как то злоключение с саблей осталось в моем. В воспоминаниях же остальных это просто часть захватывающей драмы, и для большинства вы пострадавшая сторона. Многие вам сочувствуют.
Она вырвала свои руки.
— Жалеют! Беднягу, которую бросили, потому что никакие ее драгоценности и богатства не могут компенсировать невзрачного лица, неуклюжих манер и низкого происхождения.
Девушка застыла, не в силах поверить, что обнаружила свою постыдную тайну перед этим человеком, затем прикрыла лицо рукой. Он сел рядом и мягко потянул ее руку вниз.
— Напрашиваетесь на комплименты, мисс Миддлтон?
Дамарис посмотрела на него, но она плохо соображала, когда его тело оказалось так близко на узком сиденье кареты. Этот мужчина прижимался к ее ноге и руке, а его сильная, теплая ладонь держала ее руки.
— Вы не можете состязаться с Дженивой Смит в красоте, — сказал он. — Не многие могут. Но не невзрачная, нет. И я не заметил, чтобы было что-то не так с вашими манерами, за исключением того срыва, когда Эшарт обманул вас. Возвращайтесь со мной. Обещаю поддерживать и защищать вас и позаботиться, чтобы все вышло так, как вы пожелаете.
И его голос, и его слова будоражили нервы и ослабляли волю. Разве это возможно?
— Как я могу? Что мне придется делать?
— Смело смотреть всем в лицо и улыбаться.
Во рту у Дамарис пересохло, но она разглядела второй шанс, о котором молила ночью. Она не была уверена, что сможет вернуться на исходные позиции. Но нужно хотя бы доказать себе, что она не трусиха и не дурочка. Однако логика не одолела страха, и ей пришлось проглотить комок в горле, прежде чем заговорить:
— Хорошо. Я вернусь и сделаю вид, что все прекрасно. Но я ловлю вас на слове. Вы будете защищать и поддерживать меня?
Его улыбка была на удивление приятной.
— Да.
Наверняка он метит на ее состояние — никакой другой причиной не объяснить его несомненную доброту.
— Прежде чем вы пойдете дальше, мистер Фитцроджер, пожалуйста, поймите, что, несмотря на то что я очень ценю вашу помощь, я ни за что и никогда не предложу вам свою руку и состояние.
— Дамарис, если мужчина оказывает вам услугу, это еще не значит, что он обязательно охотится за вашими деньгами.
— Я не верю, что вы не имеете желания жениться на богатой?
Он пожал плечами:
— Я бы принял ваше состояние, если б вы мне его предложили, но вы ведь не совершите подобной глупости?
— Разумеется, нет.
— Значит, все предельно ясно. Лорд Генри повезет вас в Лондон на зимний сезон. Там будут богато представлены титулованные женихи, и вы сможете выбрать, кого захотите. Герцога, например. В качестве герцогини вы будете занимать более высокое положение, чем Дженива, маркиза Эшарт.
Казалось, он видит насквозь всю ее мелочную сущность, но она не могла отрицать привлекательности нарисованной им перспективы. В том списке нуждающихся титулованных джентльменов был и герцог — герцог Бриджуотер.
— Ну, что вы теперь замышляете? — спросил он с ленивой насмешливостью. — Вы меня пугаете.
— Хорошо бы это было правдой.
— Любой благоразумный мужчина начинает нервничать, когда сталкивается с неопытной леди, плетущей интриги.
