— Почему? — спросила она. — Он пользуется высоким доверием в некоторых кругах.
Маркиз подвел ее к креслу, и когда они оба сели, пояснил:
— Пять лет назад его забрали из полка в услужение к генералам и дипломатам. Мало кому известно, что он талантливый телохранитель, который спас много жизней. Порой дипломатия требует, чтобы защита и даже покушения держались в тайне. Поэтому многие считают, что он избрал легкую жизнь подальше от поля боя.
— Это несправедливо.
— Несомненно. Вы хотите его?
Она ожидала этого вопроса рано или поздно, но все равно у нее перехватило дыхание.
— Да, — ответила она. — Но он считает, что не стоит меня из-за этого скандала. Нет, думаю, это из-за увечья его брата. Головные боли, вспышки ярости. Как мне разрешить все это?
— Воробьи резвятся там, где коршуны не смеют сесть. Факты нельзя изменить.
— Нет? — Дамарис подозревала, он менял их, когда было выгодно.
Губы маркиза чуть дернулись.
— Его брат кричит о них при каждой возможности, а Фитцроджер никогда ничего не отрицает.
— Что на самом деле случилось с его невесткой?
— От вины и позора она бросилась с лестницы.
— Или была сброшена.
— Да. Но леди Лайден всюду рассказывала, что ее сын в то время спал, приняв снотворное, чтобы справиться с ужасными головными болями, которые были следствием жестокости Фитцроджера.
— О святые небеса! — Дамарис вспомнила, что говорил Фитц. — Она потеряла слишком много детей и боялась потерять еще одного. Даже если он был чудовище.
— Разве мать в состоянии разглядеть чудовище в своем ребенке?
— А разве матери обычно не любят больше младших? — возразила Дамарис, но потом вздохнула. — Бедная женщина пережила так много рождений и смертей своих детей. Возможно, она потеряла способность любить их, но держалась за того, кто казался сильным и способным выжить. — Она прямо взглянула на маркиза: — Почему вы послали меня в Чейнингс с Фитцроджером?
— Так было нужно, — сказал он, но потом слегка улыбнулся. — Вы правы. Я играл вашими жизнями. Есть у меня такая слабость. Я хотел посмотреть, что произойдет между вами, потому что вижу возможности.
— Вы хотите, чтобы мы поженились, милорд?
— Только если это к лучшему. — Он поднялся. — Когда будете в безопасности, мы обдумаем этот вопрос.
Она вскочила на ноги:
— Но как только я буду в безопасности, он уедет.
Или, вспомнила она, Эшарт расскажет об их грехе. Может ли это изменить мнение Родгара?
Он осуждает соблазнение и, подозревала Дамарис, в чем бы она ни призналась, возложит вину на Фитца. Отвернется от него. — Я люблю Фитцроджера, — заявила она прямо, защищая Фитца единственным доступным ей способом. — Я собираюсь выйти за него, что бы вы ни сказали. Таким образом, я должна оберегать его.
— К сожалению, моя дорогая, не все в наших силах. Из холла послышался нежный звон колокольчика.
— Нас зовут к обеду, — сказал он, открывая дверь и предлагая ей руку. Предупреждая ее возражения, маркиз заметил: — Мы должны есть, если хотим быть сильными.
Трапеза прошла сносно благодаря болтовне леди Талии и любезному содействию Дженивы. Им удалось заставить Дамарис немного поесть и даже вставить в разговор несколько реплик. Эшарт был задумчивым, а Фитц таким отстраненным, что казалось, будто его и вовсе здесь нет.
После обеда Родгар и Эшарт отправились готовиться к аудиенции у короля, а дамы стали пить чай. Фитцроджер не присоединился к ним.
Перед уходом оба маркиза зашли в гостиную, и Дамарис была потрясена. Она видела и того, и другого во всем блеске на Рождество в Родгар-Эбби, когда Эшарт был в своем светлом костюме с бриллиантовыми пуговицами. Сейчас, для частной аудиенции, их наряд был не менее впечатляющим.
Волосы Эшарта уже были напудрены за обедом, но у Родгара нет. На нем, должно быть, был парик, но искусно выполненный. Костюм у него был темно-серый, богато расшитый черным и серебряным с примесью золота, сияющего на свету. Вероятно, были и крошечные бриллианты. Он весь мерцал, а на груди поблескивал орден.
Эшарт был в темно-коричневом костюме, отделанном красным и золотым. Рубины вспыхивали в кружевах у шеи и в ухе, где он всегда носил серьгу, но редко с камнем.
Оба мужчины были при парадных шпагах.
Все полагали, что король будет милостив, но история учит, что монархи могут быть темпераментными и непредсказуемыми. Ради Дженивы Дамарис молилась, чтобы все прошло как запланировано.
Глава 20
Когда Родгар и Эшарт ушли, Фитцроджер тоже исчез. Дамы играли в карты, пряча свое напряжение за рискованными ходами и сбросами, но выдавая его постоянным поглядыванием на часы.
Прошло около двух часов, и придворные вернулись. Эшарт был настроен скептически, но все прошло хорошо. Король оказался доволен, что тайна наконец раскрылась. Он явно собирался вернуть Эшарта ко двору и даже осыпать его милостями.
Воцарилась атмосфера облегчения и радости, и Дамарис пожалела, что с ними нет Фитца, чтобы разделить ее. Потом Родгар заявил:
— Есть одна сложность. Король желает посмотреть на невесту Эшарта. Вам приказано явиться на прием завтра, Дженива.
Дженива побледнела и схватила Эшарта за руку:
— Я не готова! — Потом, как человек, хватающийся за соломинку, добавила: — У меня еще нет платья для двора.
Родгар отмахнулся от подобной мелочи:
— Здесь есть дворцовые платья, принадлежащие моей сестре Эльфе и Честити, жене моего брата Сина. Обе леди приблизительно вашей комплекции. Портнихи подгонят наряд по вашей фигуре и даже заново отделают, если пожелаете.
— За одну ночь?
— Ну разумеется.
— Но я не знаю, что подойдет! Эшарт поцеловал ей руку.
— Я в восторге от того, что вижу тебя в смятении, Дженни. Ты позволишь посоветовать тебе?
— О, конечно.
Родгар повернулся к Дамарис:
— Вам тоже нужно платье, и наденете свои рубины. Она вздрогнула:
— Мне? Зачем? Это не имеет ко мне никакого отношения.
— Вы сами находитесь в центре внимания. Лондон уже гудит о наследнице, которая не только завещала огромные суммы больницам, но и дала деньги на строительство трех новых. Это плюс слух о вашем пении означает, что вы тоже должны быть на приеме. Вы будете петь.
— Но я уже давным-давно не тренировалась.
— Уверен, что голос вас не подведет. Где Фитцроджер? — Родгар позвонил в колокольчик. Когда появился лакей, он послал его найти Фитцроджера, однако слуга сказал, что он рядом.
