Этот нелепый образ так живо предстал перед внутренним взором Пруденс, что она рассмеялась. Однако это был печальный смех. Все идет вкривь и вкось, и она понятия не имеет, как это исправить.
В дверь будуара постучали. Карен поспешила открыть и вернулась со словами:
— Ваши остальные сундуки прибыли, миледи!
Остальные?
Но потом Пруденс вспомнила о Перри.
— Ах да. Пусть их поднимут сюда.
Это теперь не важно, но она рада всему, что может облегчить ситуацию.
Сундуков было два, и от их вида настроение Пруденс несколько улучшилось. Что в них? Она открыла первый и вытащила зеленое платье. У него такой вид, будто несколько лет назад оно было очень модным и любимым и сохранено из-за его удобства. Обнаружились еще подобные наряды, но ничего, подходящего для траура. Карен развешивала их в шкафу, довольная тем, что он начинает заполняться.
Пруденс задавалась вопросом, подойдут ли ей платья, но подозревала, что если за дело взялся Перегрин Перрьям, то непременно подойдут. В сундуке нашлось несколько пар чулок, в том числе и шелковые, почти такие же качественные, как те, что она испортила, и две заштопанные пары, демонстрирующие ее бережливость. Кончилось тем, что Пруденс захихикала над всей этой чепухой, и Карен поинтересовалась, в чем причина.
— Просто замечательно снова получить свои вещи.
На дне лежали книги и тщательно упакованные предметы из фарфора и стекла. Пруденс развернула длинный сверток и увидела, что это классическая мужская скульптура.
— Боже правый! — воскликнула Карен. — Совсем как бесстыжие статуи в холле.
— Да, но эта…
— Ох, милорд!
Пруденс быстро подняла глаза. Кейт.
— Я слышал, привезли твои вещи.
Пруденс внимательно присматривалась к нему. Похоже, он не сердится.
— Как видишь. Карен, ты пока свободна.
Как только горничная вышла, Пруденс сказала:
— Кейт, прости, что ввела тебя в заблуждение относительно Блайдби.
— Жалею, что ты не была честной, но только потому, что это облегчило бы твою дорогу.
— Которая сейчас стала более каменистой. В письме, которое получила Артемис, сказано об обвинении Дрейдейла.
— Проклятие!
— Кейт… я… мне пришлось сказать кое-что, чтобы облегчить тревогу твоей матери. Я… я сказала, что мы решили отложить физическое осуществление брака.
— И каков был ее ответ?
Пруденс не собиралась ему говорить.
— Я объяснила, что мы пока воздерживаемся, дабы никакие подозрения не коснулись нашего первого ребенка. И я думаю, это правильно. Что нам следует… Или не следует… Ох, прости!..
Кейт притянул ее к себе.
— Не извиняйся. Это отличная причина. Гораздо лучше моей.
— Твоей?
— Признаюсь. Ты ясно сказала, что Дрейдейл лжет, но я не мог тебе полностью поверить.
— Кейт! — отпрянула Пруденс.
— Ты не то подумала. Просто женщина, которую взяли силой, может не пожелать в этом признаться. А я могу себе представить, что он способен на насилие.
— Он пытался.
— Не сомневаюсь. И думаю так же, как и ты. Не хочу иметь хоть мига сомнений. Не хочу, чтобы такая тень нависла над нашим первенцем. Только это удержало меня от того, чтобы разделить с тобой ложе прошлой ночью.
— Ох! А я думала, ты не хочешь меня.
Кейт тихо рассмеялся и прижался головой к ее виску.
— Я хочу тебя. Но, похоже, нам придется попрактиковаться в воздержании.
Была такая сладость в этом моменте, что Пруденс не хотела нарушать ее упоминанием о его лондонской леди. Какое это имеет значение? Ведь он женился на ней.
— Ты самая подходящая мне женщина, какую я знаю.
Подходящая не значит любимая. В этом слове какое-то сходство с удобным креслом.
— В Нордаллертоне я была неблагодарной, — напомнила Пруденс, — И в дороге злилась на хорошенькую, модную, изящную леди Малзард.
— Да уж! — рассмеялся Кейт. — Но я не люблю перины. Ты говоришь, что думаешь, и можешь сама о себе позаботиться, когда необходимо. У тебя даже нож есть. Ты распаковала все, что прислал Перри?
— Что? Нет…
— Тогда ты должна это сделать. — Взяв за руку, Кейт потянул ее в гардеробную. Заглянув в открытый сундук, он сказал: — Открой второй.
Это походило на игру, которая приводила Пруденс в восторг. Она подняла крышку. Сверху лежало очередное платье, упакованное в белую ткань. Пруденс развернула ее и увидела муслин.
— Какой он умный!
— Я вызову этого мошенника. Нет, поскольку он мой секретарь, я ставлю это себе в заслугу. Замечательный траурный наряд.
— Я его поблагодарю особо, — парировала Пруденс, приложив к себе платье. — Думаю, оно достаточно длинное.
— И не сомневайся. Перри никогда не ошибается в вопросах моды. — Кейт вытащил очередной сверток с черной тканью. — Нижние юбки. И корсаж. Все дорогое и роскошное, но очень, очень строгое.
Пруденс поспешила разложить наряды на кровати.
— Просто чудесно!
Черный креп был отделан черным кружевом и вышивкой, без всякого блеска. Поблескивали только вставки из черной камки на корсаже. Длинные рукава были отделаны черными оборками.
Это по-прежнему придаст ее лицу землистый цвет, но она будет выглядеть как графиня.
— Моя шляпка из Сторборо прекрасно подойдет к этому туалету. Я не подведу тебя завтра в церкви.
— Давай посмотрим, что там еще.
Кейт явно хотел, чтобы она что-то нашла, от этого Пруденс чувствовала себя как ребенок в Рождество. Она вытащила еще несколько предметов одежды и отложила их, едва взглянув. Это не сюрприз Кейта.
Она нашла шкатулку для рукоделия, прелестно украшенную вышивкой. Нет, и это не его подарок.
Чайница была уже полна и, как все остальное, не казалась подозрительно новой.
— Я рада это получить, — сказала Пруденс, но было ясно, что это обычные вещи.
В трех больших свертках были фарфоровый таз и кувшин, украшенные весенними цветами, и даже ночная ваза в тон.
Пруденс закусила губу.
— Таким прелестным вещицам любая леди обрадуется.
— Скорее всего, — согласился Кейт. — Перри, должно быть, сам им ужасно рад.
В очередной коробке обнаружились разнообразные веера, а в длинном свертке зонт.
Потом Пруденс вытащила обтянутую кожей шкатулку длиной чуть больше ее кисти. Драгоценности? Она была немного разочарована, что Кейт доверил такую покупку другу.
