– Ты где-то оставил свой плащ, – заметил Гирт.
Эмери ухмыльнулся:
– Точно. Подожди.
Вернувшись, Эмери прижал плащ к лицу и ощутил тот же нежный аромат, который вдыхал, касаясь ее кожи. Возможно, розмарин и вербена.
Гирт неодобрительно посмотрел на него.
– Так вот почему ты так задержался. Ты, конечно, быстро действуешь, парень, но стоило ли так рисковать? Я думал, тебе не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил здесь Эмери де Гайяра, нормандского лорда.
– Она меня не видела.
Гирт хлопнул себя по колену и расхохотался:
– Пошли скорее, пока ее муж не явился сюда с топором.
Закутавшись в плащ от ночной прохлады, Эмери лежал без сна, не в силах выбросить из головы прелестную смуглянку. Он старался думать о предстоящем деле, но мысли постоянно возвращались к плавной линии ее бедер, шелку волос, теплому аромату кожи.
Боже милостивый, не так уж много времени прошло с тех пор, как он был с женщиной! Юноша беспокойно перевернулся и плотнее закутался в плащ. Аромат вербены и розмарина витал над ним. Он сдался и позволил своим мыслям двигаться в желаемом направлении.
Она была прехорошенькой. К сожалению, он не видел ее лица. Но память сохранила нежный овал щеки и ощущение прикосновения к ней. Гладкая, позолоченная солнцем кожа, облегающая нежную плоть, разгоряченная и пряная на вкус…
Он перевернулся на спину и стал смотреть в звездное небо. Может, нужно просто явиться в Баддерсли и получить удовольствие, которое девчонка так охотно готова была ему подарить? Но это было бы безумием. Хоть Баддерсли никогда не было главным имением Герварда, Эмери бывал в нем достаточно часто и его здесь знали. Маскировка была надежной, но кто-нибудь вполне мог связать Эдвальда, лесного бродягу, с Эмери де Гайяром. Стоило ли подвергаться такой опасности из-за смазливой девчонки?
На следующее утро Эмери проснулся в полной уверенности, что полностью излечился. Они с Гиртом позавтракали рыбой с хлебом и водой и направились в Банбери. Оделись они бедными крестьянами – грубая домотканая туника, подпоясанная плетеным кожаным ремнем и вместо плаща кусок тяжелой шерстяной ткани с прорезанной дырой для головы. Обуты они были в кожаные сандалии на босу ногу.
Они несли на спине большие узлы и выглядели мелкими торговцами. Если бы на их пути оказался нормандский патруль, надо было объяснить, почему они идут по этой дороге и несут с собой одежду более высокого качества, чем надета на них.
Эмери пришлось снова замаскироваться – измазать тело и испачкать волосы. Так что когда они отправились в путь, солнце стояло уже довольно высоко. Ворча и ругаясь, он стянул плащ и прикрепил его поверх узла.
– Что-то ты с утра зол, словно голодный волк, – сказал Гирт.
– Вместо того чтобы по жаре и пыли два дня тащиться в Банбери, – пожаловался Эмери, – мне следовало бы, умывшись, шагать домой, в Роллстон.
Гирт ухмыльнулся:
– Или назад, под юбки к некоей девчонке. Ты так вертелся и метался всю ночь, что не дал мне глаз сомкнуть.
Это была чистая правда. Скверное настроение Эмери объяснялось тем, что он не довел до конца дело с миловидной смуглянкой.
Они передвигались быстро и осторожно, готовые к любой неожиданности. В эти суровые времена в Англии опасно было находиться вне дома. Когда они проходили по гребню холма, Эмери заметил белое пятно внизу, возле речки. Усмехнувшись, он остановился. Это снова была она, и довольно далеко от места вчерашней встречи. Он счел ее предусмотрительность привлекательной. Эмери стал бы думать о ней хуже, обнаружив, что она пришла туда же.
– В чем дело? – спросил Гирт, хватаясь за нож.
– Лань внизу у реки. – Эмери сбросил свой тюк.
– У нас нет времени для охоты… – Тут Гирт заметил, куда смотрит Эмери. – Особенно такого рода. Позволь только ей увидеть тебя, парень, и в следующий раз она узнает тебя.
– Сомневаюсь. Обычно видят то, что ожидают. Да и вряд ли мы встретимся еще.
Эмери позаботился о том, чтобы грязная тряпка, которой он обвязал руку, прикрывала татуировку на его правом запястье. Это было главной приметой, которая могла его выдать. По заросшему кустарником склону холма Эмери спустился к речке. Он был отлично тренирован для охоты в лесу и сумел приблизиться к девушке на несколько шагов незамеченным.
Она грациозно перепрыгивала с камня на камень в неглубокой речке, вглядываясь в воду. Юбку и сорочку она подоткнула под пояс, и Эмери мог любоваться ее длинными стройными ногами. Волосы на этот раз она заплела в толстую косу, тяжело струившуюся по спине. Он представил себе, как расплетает ее и лицом погружается в каштановое облако.
Эмери нарочно наступил на ветку. Девушка резко обернулась, широко раскрыв глаза, крик был готов сорваться с ее губ.
– Добрый день, леди, – сказал Эмери по-английски.
Гирт был прав. Эмери совсем сошел с ума. Он что, собирался швырнуть ее на землю и изнасиловать? Они ведь даже не могли между собой общаться, пока он скрывал свое знание французского. И все же она была просто очаровательна. Приятный овал лица, четкие темные брови над прекрасными глазами и нежные, красиво изогнутые губы.
– Добрый день, – ответила она с ужасающим акцентом.
– Ты говоришь по-английски, – одобрительно сказал он.
Тот же самый голос, с трепетом подумала Мадлен. И все же она была разочарована. Она представляла себе волшебного принца более романтичным. В воображении она все больше склонялась к завораживающей мысли, что это, возможно, потенциальный искатель ее руки. В конце концов, ходили слухи, что Джудит и Агату выдадут за знатных англичан, чтобы завоевать их преданность. И вот теперь он здесь, перед ней, крестьянин в отрепьях. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
– Я очень плохо говорю по-английски, – сказала она запинаясь.
Он подошел ближе.
– Тогда удачно, что я чуть лучше говорю по-французски.
Его французский был грубым крестьянским говором, но беглым. Мадлен с содроганием поняла, что обнаружила свою национальность, а ведь она даже не была уверена, что он и был ее волшебным принцем. Его грязные волосы были совсем темными, а кожа была не золотистой, а словно закопченной. Его улыбка стала казаться ей волчьим оскалом. Она попятилась назад…
– Не бойся, – сказал он. – Как тебя зовут?
Мадлен думала убежать, но что-то удерживало ее. Однако она понимала: очень опасно рассказать ему, что она Мадлен де Л'От-Виронь.
– Дороти, – сказала она.
– Не убегай, Дороти, я не причиню тебе вреда.
Мадлен расслабилась под влиянием того же самого успокаивающего голоса. Это был он. И было еще что-то ободряющее. Что-то в его улыбке… Она поняла: это его зубы. Они были ровными и белыми. Непохоже, что принадлежали оборванному крестьянину.
