Мадлен так увлеклась, что чуть было не подписалась сама.
– Неси его сюда, – распорядился дядя.
Девушка судорожно сглотнула. Одна из собак Поля подняла голову, и Мадлен показалось, что она видит откровенное подозрение в ее глазах. Девушка отнесла письмо дяде в полной уверенности, что он заметил, как дрожат ее коленки и трясутся руки, когда она протянула ему пергамент.
Он едва взглянул на письмо и неуклюже нацарапал «П де П».
– Напиши снизу мое имя полностью, – распорядился он.
Трудно было не упасть в обморок от облегчения. Дядя же самодовольно ухмыльнулся:
– Бьюсь об заклад, ты подумала, что я не умею писать. Ну-ка, прочти его снова. Я хочу послушать, как оно звучит.
Мадлен похолодела.
– Читай, черт тебя возьми! Если ты дурачишь меня и не умеешь передать смысл, я прикажу тебя высечь!
Мадлен тяжело опустилась на стул и уставилась на листок. С лихорадочно бьющимся сердцем она пыталась вспомнить наполовину услышанные слова.
«Мой великий и могущественный сеньор! Осмеливаюсь побеспокоить Вас во время Ваших грандиозных свершений по реформированию и окультуриванию этой варварской страны…»
Девушка продолжала, сочиняя, когда не могла вспомнить, ожидая каждую минуту, что дядя взорвется от возмущения и разразится проклятиями. Когда она закончила, он кивнул.
– Ты изменила кое-что, – сказал он, – но звучит очень хорошо. Давай его сюда.
Поль запечатал письмо и вызвал гонца. Меньше чем через час Мадлен, стоя у окна, наблюдала, как длинноногий гонец, защищенный громадным количеством законов от любых попыток прервать его путь, уносит ее письмо к королю.
Гонец направлялся в Уинчестер. Мадлен не знала, насколько это далеко, и понимала, что короля может там не оказаться. Он постоянно находился в движении из-за волнений, охвативших страну. Но гонец непременно найдет его, и очень скоро король приедет и привезет ей мужа.
В последующие недели всем в Баддерсли жилось нелегко. Скудных запасов, заготовленных в прошлом году, едва хватило на зиму, и много народу, в основном стариков и детей, умерло с голоду. Те, кому удалось выжить, были обессилены и подавлены.
Малочисленные работники были вынуждены непосильно трудиться – возделывать поля, чтобы обеспечить будущий урожай, ухаживать за скотиной и в то же время работать на строительстве замка. За малейшее нарушение людей жестоко избивали. Везде, куда ни посмотри, Мадлен видела бледных, изнуренных, сильно истощенных людей. Хотя ее дядя тратил деньги на покупку продуктов главным образом для себя, даже их питание было скудным.
Мадлен подозревала, что деньги подходят к концу. Она знала, что Поль дал какую-то сумму Одо, чтобы тот мог приобрести новый меч и более шикарную одежду. На ее деньги. На деньги Баддерсли, предназначенные для того, чтобы заботиться о людях. Когда приедет король, нужно потребовать отчет.
Но сейчас она так мало могла сделать! С тех пор как тетушка Селия утратила интерес к благотворительной деятельности, Мадлен стала собирать и раздавать объедки с господского стола. Она обнаружила, что кухонная прислуга таскает корзинки продуктов своим родственникам, и положила этому конец. Вся пища должна была пойти нуждающимся. Но она не сообщила о воровстве дяде, опасаясь, что он в отместку придумает какое-нибудь безумное наказание. Разве он не приказал повесить какого-то беднягу только за то, что его свиньи забрели на поле?
Каждый день она находила время для тех, кто к ней обращался, особенно по поводу лечения, но это были в основном нормандцы и домашняя прислуга. Англичане относились к ней недоброжелательно. Нет, они ее ненавидели. Они терпеть не могли Поля и Селию тоже, но это было глухое негодование. Ее они ненавидели активно и яростно. Почему?
Повсюду, где она бывала, она чувствовала на себе их взгляды, пронзавшие ее подобно мечу, но стоило ей заглянуть им в лица, их выражение становилось тупым и безразличным.
Некоторое время спустя Мадлен снова начала выходить за ворота, чтобы собрать дикие растения в пищу. Она надеялась встретиться с лесным бродягой, Золотым Оленем, рассчитывая на его помощь. Но один раз в нее попал большой камень, брошенный явно с дурными намерениями. Она помчалась к охраннику и прекратила лесные прогулки.
Однажды вечером, готовясь ко сну, она заговорила об этом с Дороти:
– Мне кажется, Дороти, что здешние люди ненавидят меня.
Женщина расчесывала длинные каштановые волосы Мадлен.
– Отчего бы это, миледи?
– Я не знаю. Они тебе говорили что-нибудь?
– Нет, – недовольно сказала женщина. – Держите голову спокойно, не дергайтесь!
Мадлен поняла, что ее служанка так же изолирована, как и она.
– Ты не хотела бы вместе со мной учить английский, Дороти?
Служанка больно дернула ее за волосы.
– Нет, миледи. Научите их говорить как следует.
Мадлен вздохнула:
– Когда же я дождусь весточки от короля?
– У него и без вас есть чем заняться, – сказала женщина, в кои-то веки разговорившись. – Ведь если дела повсюду обстоят, как здесь, должно быть, подонки совсем свели его с ума. Отказываются выполнять работу, жалуются, сбегают из положенных мест. Варвары, хотя и молятся в христианской церкви.
Люди продолжали убегать. Поль увеличил число стражей в деревне, но его ежедневные вспышки гнева против Золотого Оленя говорили о том, что бега продолжаются. Когда староста деревни пришел сообщить, что исчез пастух со всей семьей, лицо Поля сначала налилось кровью, затем страшно побледнело.
– Что? – прогремел он. – Отправляйтесь за ним! Верните его!
Пастух был одним из самых важных и необходимых людей в любом хозяйстве. Если не он, кто будет ухаживать за стадом?
– Никто не знает, куда он ушел, господин, – пробормотал староста.
– Найди его, – приказал де Пуисси.
Поль бросился вперед, сжал шею бедняги и принялся его трясти. Из горла старосты вырывались невнятные булькающие звуки.
– Тетя! – закричала Мадлен. – Останови его!
– С какой стати? Это еще один смутьян. Пусть задушит его.
Мадлен бросилась к дяде и ухватила его за жирную руку.
– Дядя, перестань!
Он отпустил шею старосты и отшвырнул девушку так, что она растянулась на полу.
– Держись подальше от меня, негодная девчонка! – прорычал он.
Собаки подскочили и остановились над ней, рыча и обнажив клыки, удерживая Мадлен на полу у его ног.
Дядя смотрел на старосту, стоявшего на коленях, схватившись за шею и задыхаясь.
– Если случится падеж скота, – сказал он жестко, – ты умрешь. Теперь убирайся.
Староста уполз на четвереньках. Поль де Пуисси обернулся к Мадлен:
