– Нет, я думаю, что ты очень смелая.
– Значит, ты сомневаешься в моей честности?
Он промолчал, и это уже было ответом. Мадлен пыталась найти объяснение. В тот день, в хижине, он был разгневан из-за жестокого обращения с людьми.
– Это дядя Поль заставил всех местных так страдать. Я делала, что могла, но я была так же бессильна, как и остальные. Однажды, когда я попыталась противостоять ему, он пригрозил выпороть меня кнутом.
– Я понимаю, что ты не слишком-то много могла сделать.
– Тогда в чем дело? – Она ломала голову, пытаясь понять, в чем ее вина. – Я была девственна, когда вышла за тебя. Ты это знаешь.
Он сощурил глаза, глядя на нее с жестокой насмешкой.
– Но и только.
Мадлен вскочила.
– Так ты из-за этого испытываешь ко мне неприязнь? Из-за того случая? В тот день у реки? – Она заметила, что привлекает внимание, и сбавила тон: – Ну кто бы говорил! Что я слышу? Сам-то ты хорош!
Он схватил ее за руку.
– Между мужчинами и женщинами есть разница, и преогромная.
– Да! – закричала она, вырываясь. – Мужчины не способны принять правду, если она колет им глаза!
Воцарилось гробовое молчание. Мадлен оглянулась вокруг и увидела гневные, возмущенные лица нормандских рыцарей. О Господи!
Эмери схватил Мадлен и, взвалив на спину, понес наверх. В спальне он швырнул ее на постель.
– Храните меня, святые угодники! – прошептала она и оглянулась в поисках способа ускользнуть.
Можно было бы выскочить в окно, но он мгновенно схватил бы ее. Мадлен попятилась.
– Не надо! Прости меня! Мне не следовало этого говорить.
Он прошел вперед и, замахнувшись ремнем, с силой ударил по кровати.
– Кричи, – сказал он.
Мадлен от изумления раскрыла рот, потом прикусила губу, чтобы не засмеяться. После третьего удара она слабо вскрикнула.
– Это все, на что ты способна? – спросил он, продолжая стегать по кровати. – Тебя что, никогда не били?
– Ой! – вскрикнула Мадлен, начиная вникать в суть происходящего. – Перестань, пожалуйста, перестань! О Боже!
Эмери улыбался. Ей нравилось видеть его улыбку.
– Не-е-ет! – завопила она и стукнула большой деревянной миской о пол. – Смилуйся! Пощади! О Боже!
– Ты это уже говорила, – сказал он, и глаза его искрились весельем. – Прояви больше изобретательности!
– Трудно быть изобретательной, – пробормотала она, – испытывая такие страдания. – Широко раскинув руки, она пронзительно закричала: – Несчастный! Ты меня убиваешь! Пожалей меня, властелин моего сердца! Я буду до конца моих дней на коленях благодарить тебя! Всегда стану почитать тебя! Преклоняться пред тобою!
Эмери перестал размахивать ремнем и, прислонившись к стене, расхохотался до слез, держась за бока. Это было так заразительно, что Мадлен тоже закатилась смехом. Она была уверена, что в зале эти звуки слышны как отчаянные рыдания.
Когда она пришла в себя, лицо его еще сохраняло веселость. У Мадлен опять вырвался смешок.
– У тебя будет ужасная репутация.
– В этом-то и весь смысл. – Он стал серьезным. – Я не смог бы управлять этими людьми, если бы они считали, что я позволяю жене безнаказанно оскорблять себя и их.
Она согласно кивнула:
– Я буду следить за своим языком.
– Да, лучше уж постарайся. Если ты снова поставишь меня в положение, когда я буду вынужден избить тебя, Мадлен, я так и сделаю.
Она согласилась с этим, но не могла сдержать лукавой улыбки.
– Только не так жестоко, прошу тебя, властелин моего сердца!
Он засмеялся и снова надел ремень.
– Ты заслуживаешь гораздо худшего. Посиди сегодня в своей комнате и постарайся завтра выглядеть достаточно подавленной.
Глава 14
Эмери стоило большого труда выглядеть суровым, когда он спустился в зал. Кое-кто из мужчин шумно приветствовал его, но все тут же умолкли, встретив его гневный взгляд. Хью недовольно хмурился, а Жоффре был бледен как полотно.
Все полагали, что он жестоко избил Мадлен. Эмери не волновали воины, их ошибочное суждение только прибавляло им страху перед ним, чего он и добивался. Но ему вовсе не хотелось, чтобы Жоффре подумал, что так и надо обращаться с женой.
Он сел между Хью и Жоффре. Оруженосец слегка вздрогнул.
– Некоторые женщины много кричат по пустякам, – сказал Эмери.
– Да, лорд. – Жоффре старался не смотреть ему в глаза.
– Вот увидишь, завтра она будет как новенькая.
Жоффре взглянул на него с недоверием, но и с надеждой.
– Даю слово. – Эмери налил юноше меда. – Ты бы удивился, как мало ударов достигли цели.
Он встретился взглядом с Хью, и губы пожилого человека искривились в улыбке.
На следующий день Мадлен ходила по залу с опущенной головой, как подобает покорной жене, слегка морщась, как от боли, – когда не забывала. Она была обрадована и даже тронута отношением окружающих. Жоффре де Сейн с беспокойством вертелся вокруг нее, сестры Гертруда и Уинифред язвительно отзывались о мужчинах, а большинство служивших в замке женщин выказывали сочувствие и симпатию.
Возможно, именно от этого чувства общности и единения ей казалось, что солнце светит ярче, а воздух наполнен ароматами и пением птиц. Мадлен была влюблена. Сначала она назвала его властелином своего сердца в шутку, но все оказалось правдой. Это была горькая радость. Эмери нисколько не изменился. Он был холоден, когда ложился спать, и позавтракал наскоро. Барьер, разделявший их, треснул, но быстро восстанавливался. В чем же причина?
Но Мадлен любила своего мужа. И под его ледяной оболочкой скрывались и смех, и огонь, которые только и ждали, чтобы вырваться на свободу. Она непременно разрушит эту броню.
Между тем все еще оставалось много работы. Это и был наилучший способ убедить его в своей честности. Она с нетерпением ожидала вечерней трапезы, когда может представиться случай пробиться сквозь его сопротивление.
В этот вечер монахини выказали свое неодобрение Эмери тем, что молча уселись отдельно, и ужин протекал по-старому, с разговорами о войне, оружии и охоте. Когда столы убрали, Хью и Жоффре отошли играть в кости. Эмери был сдержан, но не покинул немедленно стол. Он подлил ей вина.
– Тебе следовало бы участвовать в разговорах о войне, – сказал он.
– Зачем?
– Видно, монастырь не слишком подходящее место для воспитания владелицы замка, – заметил он. – В мое отсутствие крепостью придется командовать тебе, и, хотя Хью будет руководить битвой, он должен действовать по твоему приказу.
