Чтобы доказать это ему, Мадлен отправилась посмотреть, как проходят работы возле замка. На свежем воздухе ей стало гораздо легче. Голова прояснилась, боль в запястье утихла. Мадлен заметила также, что все больше женщин посматривают на нее с симпатией.
Ко времени вечерней трапезы Мадлен была в отличном настроении. Она нарочно сняла повязку, чтобы не напоминать Эмери об этой неприятности.
Трапеза закончилась, и они с Эмери остались одни. Мадлен взглянула на него с улыбкой.
– Мне кажется, что все при взгляде на мое запястье считают это проявлением твоей жестокости. Могу я сказать им правду?
– Что я обучаю тебя владеть ножом? Думаю, что не стоит. Большинство мужчин сочтут меня безумцем.
– На случай, если я решу испробовать оружие на тебе?
Он остался невозмутим.
– Ты уже видела, каковы будут последствия.
Он отошел, присоединившись к Хью и Жоффре. Мадлен вздохнула и пересела поближе к сестрам, пока не пришло время отправиться спать. Она питала слабые надежды, что, может, в этот раз что-нибудь изменится, и даже продумала различные способы, как соблазнить его. Но когда она направлялась наверх, Эмери подошел к ней.
– Одна из кобыл должна вот-вот ожеребиться. Сегодня я буду ночевать в конюшне.
Мадлен обнаружила, что совсем не может спать, когда мужа нет рядом с ней в постели.
На следующий день она решила воспользоваться вновь возникшей к ней симпатией со стороны местных женщин и собрала нескольких из них, чтобы отправиться в лес на поиски съедобных трав и ягод. День был жаркий, и все оделись только в сорочки и легкие платья. Поскольку Мадлен одевалась для работы очень просто, она казалась одной из них, за исключением того, что шла с непокрытой головой. Никто, в том числе Эмери, не имел ничего против такой привычки, а она считала, что покрывало или платок только мешают, но теперь пожалела, что не надела головной убор. Это как бы разделяло ее и остальных.
Все женщины были замужем и носили покрывало. У нее волосы были заплетены в толстую косу, а голова непокрыта, как у девушки.
У всех с собой был хотя бы один ребенок – семенивший рядом или привязанный за спиной. Чрево Мадлен было пусто.
У всех были мужья, которые часто занимались с ними любовью, иногда – к большому удивлению Мадлен – чаще, чем хотелось бы их женам. Слушая их откровенные, часто непристойные разговоры, Мадлен испытывала щемящую тоску и страстное желание стать настоящей женой.
Как обычно, она заглушила свою боль работой. Она учила женщин распознавать растения, которые были им незнакомы, и внимательно слушала, когда они объясняли свои обычаи.
Она возвращалась в замок с корзинкой, полной трав, когда увидела, что Эмери разговаривает с крестьянином возле хлебного поля. Она послала женщин вперед и отправилась поговорить с мужем. Его собеседник, увидев ее, сказал что-то Эмери и скрылся, но Мадлен все же узнала его. Это был второй сакс, бывший с Эмери в тот день, когда Одо напал на нее. Мадлен охватила холодная дрожь. Она убедила себя, что он покончил с изменническими действиями. Но может, это не так?
Эмери подошел к ней. Как и она, для работы он одевался очень просто. Сегодня на нем была темно-желтая льняная туника, подпоясанная простым кожаным ремнем. Его единственным оружием был длинный боевой нож – скрамасакс, а украшениями и признаками его благородного происхождения были два его кольца и браслет на правом запястье.
– Нам потребуется здесь больше рабочих рук, если мы хотим добиться улучшений, – сказал он деловым тоном. – Теперь, когда замок укреплен, я должен побывать в остальных наших владениях и в Роллстоне. Мне нужно найти еще крестьян и договориться о снабжении.
– И оставить меня здесь? – спросила она.
– Ты будешь в безопасности с Хью и двумя сестрами.
Имение станет пустой скорлупой, даже гробом, если она не будет знать, что он собирается делать, а ей придется жить в постоянном страхе, что Эмери снова втянули в дела, которые могут погубить его.
– Не отправиться ли мне с тобой? – спросила она. – Я никогда не была в других имениях, составляющих баронство. И мне бы очень хотелось побывать в Роллстоне.
Вспышка раздражения исказила его лицо.
– Половина страны охвачена восстанием. Вряд ли сейчас подходящее время для увеселительной прогулки.
– Тогда почему ты уезжаешь? – спросила она.
– Я уже сказал зачем, – отрывисто произнес он и зашагал прочь.
Ярость, подогретая страхом, охватила ее.
– Я не останусь здесь! – закричала она ему в спину.
Он развернулся и пошел назад.
– Ты будешь делать то, что тебе говорят, как подобает хорошей жене.
– Жене! – с насмешкой повторила она. – Едва ли я жена тебе, Эмери де Гайяр!
Он схватил ее за толстую косу.
– Скучаешь по постели? Ты быстро освоила это занятие.
Эмери потянул ее за косу, подставив ногу под колени, она растянулась на спине в высокой траве, а он навалился на нее сверху.
Глава 15
Мадлен была не в обиде. Его броня почти раскололась, и огонь вырвался наружу. Ее тело горело от предвкушения.
– Ты не должен никогда бросать меня, – осмелилась поддразнить она.
Вспышка удовольствия осветила его глаза, прежде чем он прикрыл их. Осмелев, Мадлен осторожно подняла руку и отодвинула влажные волосы с его щеки. Ее тело трепетало от восхитительных ожиданий. Он резко отбросил ее руку.
– Мужчине необходимо время от времени излить свое семя. Для этого ему и нужна жена.
Но его выдавали глаза: в этот момент он сгорал от желания.
– Я согласна, чтобы ты использовал меня подобным образом, – сказала она тихо. – Мне бы очень хотелось ребенка. У меня были месячные после прошлого раза.
Она видела, что у него в душе происходит борьба, опасалась жестокости и отчаянно жаждала ласки. Эмери смотрел на Мадлен, распростертую под ним, и невыносимое желание пробудилось в нем. Она загорела под летним солнцем, ее нежные сочно-розовые губы маняще приоткрылись в улыбке. Ее теплые карие глаза светились готовностью. Ее тело под ним было крепким, округлым и полным томления. Он представил себе, как она все больше округляется, по мере того как в ее чреве растет его ребенок. Он погладил рукой ее плоский живот.
Она затрепетала под его прикосновением. Рука его слегка дрожала. Это была его слабость, с которой он решил всеми силами бороться, но уже понял, что проиграл битву. Честно говоря, теперь ему было трудно вспомнить, за что он, собственно, боролся.
У него не было других женщин, потому что он не хотел изменять жене в ее доме, и его влечение к ней балансировало на грани жизни и смерти. И вот теперь она здесь, под ним, лишает его воли и стойкости.
