Баглир мотнул головой, отгоняя начавший заливать ее кровавый туман рутинного смертоубийства. Вспомнил самолично означенный сигнал — раз бьют набат, значит, мятежники ворвались в город.
— Их хватило, — зло сказал Зузинский, не меняя устоявшегося ритма движений. — И нас задержать, и город занять. Когда ж они сникнут-то?
Именно что хватило. Убитые задерживали кирасир больше, чем живые, — только поэтому им пришлось сомкнуться в кольцо, только поэтому бой все еще продолжался. Наконец ожидающие своей очереди на заклание повстанцы в задних рядах начали пятиться, матерясь на атаманов, от свалки стали отваливаться сначала отдельные бойцы, потом целые ватаги.
— Господа комэски, — заорал Баглир своим лучшим командным голосом, — доложитесь о потерях.
Шестнадцать убитых. Шестьдесят девять раненых. Из них покалеченных одиннадцать, остальные остаются в строю.
— Прорываемся к городу, — объявил Баглир. — Эскадрон Чиркова прикрывает раненых. Ловит коней для безлошадных. И для убитых. И сторожит всех остальных. К городу идем пешей колонной, церемониальным маршем, с песней. О моих талантах наслышаны все?
Согласный гул.
— Тогда представьте — там двадцать восемь таких вот голосистых. Уши затыкать бесполезно! Этот звук воздействует на организм в целом, никак не на мозги. Ясно? Шагом — марш!
Эти минуты ужаса пережившие их самарские обыватели — те, кто не успел или не смог бежать из города, — запомнили надолго. Ужас накатывал волнами, вместе с пронзительными воплями опускаясь с крыш. Только вице-губернатор, при первых же признаках страха приложившийся к бутылке, до того парализовал свою нервную систему, что ему стало все равно. Осколки сознания он при этом сохранял, но действовать никак не мог. А потому взирал через окно отстраненным взглядом наблюдателя. Если бы он еще смог припомнить все, что видел! Увы… Но и сохранившихся обрывков хватало, чтобы, леча его похмелье коньяком из фляги Зузинского, кирасиры радостно хохотали, а охранницы Баглира улыбались с горделивым смущением.
В городе началось еще до того, как туда вошли мятежники. Собственный темный элемент справедливо полагал — повстанцы с ними делиться, возможно, и не захотят. А потому нужно собрать ценности первыми. Чего они не учли — это того, что снайпершам Тембенчинского не хватало практики. И, как только они уяснили, что внизу происходит поток и разграбление, а не просто паника, они начали тренировку. Действовали парами винтовка — арбалет. Винтовка по дальним целям, вдоль улицы. Откуда мстить не прибегут. Арбалет по ближним. Поскольку невидим и неслышим.
Когда в город вошли повстанцы и, еще соблюдая подобие порядка, покатились по улицам к центру, их встречали и провожали пули. Специальные пули, у которых в мягкий свинец сзади был вставлен стальной клин. Такую пулю не надо было заделывать — клин при выстреле распирал пулю, и свинец входил в нарезы. А сопровождали мятежников болты. Когда в город втянулся хвост колонны, началась паника. Тоскливые крики сводили с ума лошадей, заставляли мятежников бросать оружие. Иные ломились в дома — уже не для грабежа, а чтоб укрыться от напасти. Кое-кто преуспел, но помогло это мало. Ужас и смертная тоска одновременно… Если бы они не действовали на самих кричащих! Но грозный конвой князя Тембенчинского с первыми же криками превратился в кучку перепуганных до полусмерти девушек. Которые продолжали кричать уже от страха и безысходности.
В природе это заканчивалось с потерей сознания. И исходом всех существ в пределах слышимости. А тут… Как сказал Зузинский — у кирасир свои звуки есть. Сочиненные поручиком Державиным.
Грохочет мортира вдали.
Снаряд оглушительно рвется,
Товарищи уж без числа полегли,
И стон над полями несется…
Врагу не продлить торжество!
Сверкая клинком и бронею,
Мы выполним дело святое свое
Пехоту собою закроем, —
выводили эскадронные запевалы вместе с Баглиром. Потом вступило разом полтораста луженых глоток:
Приказ: «Кирасиры, вперед!»,
И двинемся стройно рядами.
Как будто гроза громовая пойдет
На бой беспощадный с врагами.
И снова запевалы:
Нам залпам навстречу скакать.
Знамена полощутся гордо.
Не дрогнет наш русский великий солдат,
Огонь превозможет он твердо!
Кровь льется, и рвутся тела
Штыком, палашом, пистолетом.
Мы — Смерть, и мы косим людей без числа
Без жалости, вплоть до победы.
И хор свое дело знал:
А после — вернемся домой,
И брагою кружки наполним,
И встанем, и марш полковой пропоем,
О павших товарищах вспомним.
Песня закончилась. Кругом было тихо.
— Вот так, — заявил Баглир, — это называется переломить настроение! Эскадрон Зузинского! Пошли по чердакам искать моих красавиц. Эскадрон Сухарева! Собирайте пленных. И торопитесь. Их вдесятеро больше, чем нас…
Глава 9
СТАРТ ГОНКИ
Баглир тихонько притворил дверь в детскую, сделал мягонький шаг в сторону — и тут бухнула дверь, а с лестницы раздался стук каблуков, частый и громкий, как барабанная команда на построение. Спустя секунду князь Тембенчинский был смят и пленен — объятиями и поцелуями жены. Как только смог продышаться, спросил:
— Родная, ты что? Дети же спят!
— Не такие уж и маленькие, на крыло скоро, — Виа любила гляделки глаза в глаза. В упор, нос к носу. Знала: именно так она совершенно неотразима. — Князья, опять-таки. А настоящим аристократам одна дорога — в армию. А как они будут спать под гром пушек, если теперь их не приучить хотя бы к хлопанью дверей и копытному топанью матери… Кстати, мне докладывали о твоем эскорте. Совсем ты у меня от рук отбился! Что ты собираешься делать с бедными девочками?
— Не знаю… Всю дорогу думал и придумал только, что решишь этот вопрос именно ты.
— Решу, — заявила Виа, грозно оскалившись, — еще как решу… Сожру всех от ревности! А если серьезно, Аноту невыносимо нужны крылья. И еще несколько пар лишними не будут. Только вот их выпишу из твоего нового городишки… Как его прозвали?
— Лаинский город? Дор-Иннин.
— Ясно, в честь прародительницы… Выпишу оттуда столько же молодых мужчин. Почему ты смеешься? Кирасирскому корпусу действительно очень не хватает крыльев! — Виа наскоро переменила тему. — И еще надо наконец построить дом. Тебе, может, и не надоела казенная квартира, а я-то постоянно тут сижу. Я уже присмотрела на том берегу Фонтанки отличное место. Так что приготовься развязять мошну… на то, что я хочу, жалования не хватит. Сам знаешь, Варфоломей Варфоломеевич
[3]
деньги только что не ест. Зато какие хоромины возводит!
