До сих пор Галерану не удалось определить, как отнесется Генрих к делу Джеанны и Донаты, а король между тем уже собрался приветствовать других.
— Сир, — произнес Галеран.
Генрих обернулся к нему, прищурился.
— Да?
— Я хотел бы просить вас, когда вам будет удобно, рассудить одно дело.
На лице короля не появилось и тени удивления.
— Я так и понял. Мы выслушаем вас завтра после утрени. Я знаю, что архиепископ Дургамский тоже заинтересован в исходе дела, и еще… как его?
— Раймонд Лоуик, — подсказал Фицроджер.
— Ах, да. Завтра, лорд Галеран.
И с этими словами и прежней улыбкой он повернулся к гостям из Девона. Галеран перевел дух и вместе с Раулем направился к дверям под неусыпным попечением Фицроджера.
По пути он решил разузнать побольше.
— Архиепископ Фламбар уже говорил с королем?
— Вчера, недолго.
Галеран хотел еще спросить, мирволил ли Генрих к Фламбару или ненавидел его так же, как все в Англии, но это было бы уже слишком.
— А Лоуик?
— Он засвидетельствовал королю свое почтение в большом зале.
Иначе говоря, в святая святых допущен не был. Уже у дверей Фицроджер промолвил:
— Вы, видимо, легко прощаете, лорд Галеран.
Итак, королю и его приближенным уже все было известно. В глазах Фицроджера сквозило неприкрытое любопытство, и Галеран решил воспользоваться этим.
— Разве прощать раскаявшихся — не долг каждого христианина?
— Разумеется, и в особенности прелюбодеев, ведь тому примером — сам Иисус, простивший Марию Магдалину. Хотя многим мужчинам именно в этом трудно бывает проявить христианское милосердие.
Тогда — хотя, возможно, это было опрометчиво — Галеран решил передать королю еще несколько слов.
— Нетрудно простить того, кто оступился в тяжком горе, — сказал он, — особенно если любишь согрешившего. Но тяжело простить причиняющих зло тем, кого мы любим.
Фицроджер изогнул бровь, но лишь кивнул.
— Да поможет вам бог, лорд Галеран.
Фицроджер провел их через обе прихожие к входной двери. Выйдя во двор, Галеран вздохнул полной грудью и расправил затекшие от напряжения плечи.
— Ну? Что скажешь?
— Хотел бы я помериться силами с этим Фицроджером.
— Интересно, ты всегда думаешь только о драке?
— Это моя работа. Но на самом деле я хотел бы судить о человеке по его слугам. Если Фицроджер оправдывает свою репутацию и мое впечатление о нем, он недаром служит королю.
Между тем они шли к коновязи.
— Вероятно, у него нет выбора, кому служить. Он — незаконнорожденный.
— Выбор у него есть, — убежденно возразил Рауль. — Что до вашего короля, то, как мне кажется, он пойдет на все, лишь бы удержать на голове английскую корону. А потом, видимо, сделает все, что в его силах, для мира и благоденствия в Англии.
— То есть нам остается лишь уповать на то, что мое делo не угрожает никому из сильных мира сего.
— Разумеется. Но ведь оно и не угрожает?
— Насколько я могу судить — нет. Разве только Генрих решит, что Фламбар ему нужнее, чем мой отец.
— Это было бы просто глупо, — хлопнул его по плечу Рауль. — Приободрись. Как-никак, до сих пор чутье меня не обманывало.
Ранульф Фламбар возлежал в огромном корыте в доме архиепископа Лондонского и обдумывал положение вещей. Накануне он был у короля и почти без усилий добился аудиенции. Как бы там ни было, он оставался архиепископом.
Однако аудиенция была короткой, да и король обошелся с ним не очень приветливо.
Фламбар ничего иного и не ожидал, но все же это был позор. А он восхищался Генрихом и с удовольствием занял бы приличествующее сану место подле него.
Надобно признать, без покровительства короля в Лондоне Фламбару было неуютно. Разнузданная, обнаглевшая толпа горланила на всех перекрестках, что Генриху-де пора расправиться с Ранульфом Фламбаром, и чем скорее, тем лучше.
Он, Ранульф, надеялся, что их ожидания не оправдаются.
Он верил, что будет так, хотя, как умный человек, не льстил себе надеждами на доброе отношение короля. Просто без веских причин король не рискнет идти против иерарха Церкви, а со временем должен понять, что ему пригодится Ранульф Фламбар.
Разумеется, ведь Генрих только начинает царствовать. У него еще не было времени подумать об успехах и промахах старшего брата, разобраться, кто за них в ответе. Также он пока не успел понять, как нужны ему деньги, которыми может снабдить его Ранульф Фламбар.
Правда, подчас его способы добывания денег несколько… необычны, а Генрих обещал блюсти законы.
Архиепископ протянул руку за стоящим справа на низком столике кубком вина. В какую сторону качнутся весы?
В дверях бесшумно появился, кланяясь, слуга.
— Да?
— Милорд, Раймонд Лоуик просит аудиенции. Возможно, с Лоуиком его чаша станет чуть тяжелей…
— Пусть войдет. Да принеси еще вина и второй кубок. Сэр Раймонд, лопаясь от гордости и избытка сил, ворвался в тесную комнату. Спасибо Всевышнему, он был без доспехов, но по пути от двери все же едва не сшиб висящим у пояса мечом несколько мелких предметов. Слуга принес вино и кубок, за что его сухо поблагодарили, и вышел.
Удивительно, подумал Фламбар, каким важным может казаться самому себе ничтожество.
— Милорд архиепископ, — выпалил Лоуик, — Галеран Хейвуд и его свита уже в Лондоне.
— Вот как? Что ж, неудивительно.
Лоуик наконец остановился посреди комнаты и на удивление осмысленно посмотрел на Ранульфа.
— Лорда Вильяма Брома с ними нет. Он заболел и остался в Уолтхэме.
Ранульф отставил вино.
— Неужели? Вот это любопытно. Известно ли нам, что за недуг одолел его?
— Нет, милорд.
После недолгого раздумья Фламбар промолвил:
— Тебе придется отправиться в Уолтхэм и разузнать, насколько серьезно болен лорд Вильям.
— Но Джеанна и моя дочь находятся здесь, неподалелеку, в доме виноторговца Хьюго на Корсер-стрит. Дом почти не охраняется. Не стоит ли воспользоваться этим и схватить их?
Как видно, осмысленный взгляд был случайностью, подумал Ранульф.
— Ни в коем случае. Я не властен отдать такой приказ, Лондон — не моя епархия. Мы знаем, где они, и то хорошо. Я уже имел беседу с королем, упоминал и о твоем деле, и, надеюсь, он не замедлит отдать приказ повиноваться моему слову. Король не так глуп, чтобы спорить с Церковью в самом начале своего правления.
