— Уймитесь, лорд Галеран!
На кулак Галерана, все еще сжимавший шелковую ризу Фламбара, легла ладонь короля, который встал с трона.
— Все же право решающего голоса имею я, — мягко, но властно промолвил он, с отменной силой сжимая руку Галерана. В его голосе звучала такая явная холодная угроза, что Галеран поневоле разжал кулак.
Но угроза была направлена не против него, а против архиепископа.
— Мне править, — столь же мягко продолжал Генрих, — мне и судить. По какому праву, милорд архиепископ, дополнили вы мой приказ?
Фламбар побледнел как смерть; пот ручьями бежал по его лицу, да и неудивительно: перед ним стоял тот, кто голыми руками сбросил человека, осмелившегося ему возражать с руанской крепостной стены.
— Я не дополнял ваших приказов, сир. Но у меня, как у иерарха Церкви, есть свое право налагать наказание за грех.
— В таком случае, какое наказание, по-вашему, следует за подделку документа о помолвке?
Фламбар пошатнулся, попятился, наткнулся на край скамьи и едва удержался на ногах.
— Если это подлог, сир, я не имею к нему отношения!
— Вот как? Думаю, тщательное дознание на севере откроет нам истину. — И король неожиданно обратился к Лоуику. — Ну, сэр Раймонд? Говорите правду! Были вы помолвлены с леди Джеанной?
Раймонд, тоже белый как плат, пал на колени под напором королевского гнева.
— Нет, сир! Старый Фальк лишь говорил об этом, но братья Джеанны умерли прежде, чем все устроилось.
— Но вы любили эту даму и считали ее своей по праву? — уже спокойнее промолвил Генрих. — Вы думали, быть может, что помолвлены с нею духовно?..
Он явно предлагал Лоуику выход; стоило только догадаться.
Лоуик догадался.
— Да, сир, — склонив голову, признал он. — И когда леди Джеанна понесла от меня, я желал лишь уберечь ее от грозящих ей бед. Я смиренно молю вас о милосердии.
Генрих смилостивился настолько, что сам поднял Лоуика с колен и улыбнулся, хотя щеки его еще пламенели от гнева.
— А архиепископ Фламбар предложил вам сделать вид, что помолвка все-таки состоялась, не так ли?
— Да, сир.
— И документ изготовил он?
— Да, сир.
Получив необходимое ему подтверждение, Генрих обратил испытующий взор на Фламбара.
— Так какую же цель преследовал архиепископ? Можем ли мы верить, что он был столь тронут вашим горем и опасностями, грозящими вашей возлюбленной и ее ребенку, что счел нужным рисковать своим саном и самой жизнью, чтобы помочь вам?
Опять воцарилось молчание, ибо наступал решающий миг. На лице Фламбара отобразился ужас.
— Ну же, сэр Раймонд, — почти ласково промолвил король, не сводя глаз с Фламбара. — Поведайте нам, как объяснил архиепископ свое желание помочь вам завладеть замком Хейвуд.
Лоуик озирался вокруг, и Галерану было искренне жаль его. Сейчас он ходил по лезвию ножа и сам знал это.
— Сир, архиепископа возмущала мощь Вильяма Брома и его семьи. Он полагал, что мог бы получить больше власти над севером, если б имел сторонника в Хейвуде.
— Отчего же он так пекся об одном маленьком замке, когда владения Церкви простираются от побережья до побережья?
— Сэр Вильям не жаловал его, сир.
— Но разве архиепископ с самого начала проявил столь живой интерес к вашему делу? Каково было его поведение, когда вы впервые пришли к нему после возвращения лорда Галерана?
Лоуик помрачнел.
— Он выслушал мою мольбу о помощи, сир, но…
— Но ничем не помог. Когда же он переменился?
На лбу у Лоуика выступили крупные капли пота, ручеек пота уже струился по виску, но отвечал он твердо.
— Когда пришла весть о гибели вашего брата, сир.
— Вот как, — отойдя на несколько шагов, промолвил король. — Лишившись главного своего защитника, он захотел полной власти над Нортумбрией. Да, это было бы грозным оружием. Вот только против кого оно было бы направлено?
Фламбар несколько овладел собою и уже готов был сражаться за свою жизнь.
— Сир, я лишь пекся о том, чтобы на севере Англии должным образом соблюдался порядок. Для того ваш брат и направил меня туда.
— Для того ли? Но отчего тогда ваш интерес к делу сэра Раймонда так возрос после безвременной кончины моего брата?
— Сир, мне нужно было время, дабы обдумать как следует его дело. Как вы изволили убедиться нынче, случай не из простых.
— Полагаю, подделка документа как раз и была способом упростить его. Как и, — невозмутимо продолжал король, — покушение на жизнь лорда Галерана?
Фламбар облизал пересохшие губы.
— Покушение?..
— Нынче утром лорд Фицроджер взял под стражу вашего слугу, милорд архиепископ. Он уже сообщил нам много нового. Самострел — дьявольское оружие. Даже папа согласился, что его допустимо применять только против неверных.
Генрих повернулся и со зловеще-довольным видом в мертвой тишине сел на трон.
Лоуик рванулся к архиепископу.
— Вы? Так за этим нападением стояли вы?
— Ранульф Фламбар, — промолвил Генрих, жестом останавливая Лоуика, — объявляю вам, что вы подозреваетесь в покушении на убийство, в подлоге и в значительном превышении вашей клерикальной власти.
— При всем уважении к вам, сир, — возразил Фламбар, перебегая взглядом с короля на архиепископа Лондонского, — у вас нет власти над иерархом Церкви.
— Ax, нет? Милорд архиепископ Лондонский, возможно, вы хотели бы, чтобы я поместил этого сомнительного слугу Церкви в надежное место, покуда будет произведено полное дознание по его делу?
Фламбар, как известно, не пользовался особой любовью. Архиепископ едва приметно улыбнулся.
— Сир, Церковь будет благодарна вам за содействие.
— В таком случае, я повелеваю заточить его в Тауэр на срок, необходимый для выяснения истины. — И, прежде чем, Фламбар успел возразить, король продолжал: — Мне кажется, что архиепископа Дургамского мучит своенравие и снедает гордыня. Вероятно, он нуждается в наказании, дабы узреть гибельность своего поведения и спасти душу от вечных мук.
— Хлеб и вода творят в подобных случаях чудеса, сир, — заметил архиепископ Лондонский.
— Верно, верно, — кивнул король. — Кроме того, совсем недавно архиепископ сам рекомендовал телесное наказание для сломления греховной гордыни…
— Ах, да. — Глаза престарелого архиепископа Лондонского засветились почти добродушным весельем. — Десять ударов в каждый час молитвы, не так ли, сир?
— Как мудро. Как справедливо. — Генрих кивнул Фицроджеру. — Проследите за этим, друг мой.
