— Естественно, — отозвалась Клэр. — Она перенесла такой удар. Маме нужен покой, и все наладится.
— Дай-то Бог! — сокрушенно вздохнул Эйдо. — А еще она говорит что-то о поединке при дворе. И будто бы отца убил Ренальд де Лисл.
— Так оно и есть, — нехотя призналась Клэр.
— Моя дорогая. — Он отставил кубок и взял ее за руку. — Как тебе, должно быть, тяжело!
— Нелегко, милорд… — Слезы навернулись на глазах Клэр. Ее растрогало участие пожилого человека.
— И что ты собираешься делать?
— Думаю добиваться расторжения брака. Вы знаете о том, как это делается?
— Полагаю, тебе придется обратиться к епископу. Скажи, вы не успели?..
— Нет. Мы честно выполняем обет. Но брак заключался по королевскому приказу, поэтому могут возникнуть сложности.
— Церковь независима от короля.
— Правда?
— Это несправедливо! — раздраженно заметил Эйдо. — Никто не может принудить тебя заключить такой жестокий союз!
Клэр вспомнила, что именно Эйдо с его представлениями о справедливости толкнул отца на трагический путь мятежа, который привел его к смерти.
— Возможно, есть какой-нибудь выход, — сказала она, высвобождая руку.
— У тебя всего месяц. Даже меньше.
— Прошу вас, Эйдо, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Что нового в расследовании убийства Ульриха?
Совсем недавно она считала это своим спасением. А теперь понимала, что скорее откажется от своего плана, чем отправит Ренальда на возможную погибель.
— Нет ничего нового. На него напали из засады, неожиданно. Скорее всего какая-то ссора спьяну. — Он допил эль и надел перчатки. — Я вернулся, чтобы поговорить с вами о дневнике. Я тщательно обыскал своих людей и не нашел его.
— Спасибо. С моей стороны было глупо предполагать, что его взял кто-то из ваших людей.
— Он наверняка найдется. И все же будьте осторожны. — Он задержался, уже взявшись за поводья. — Надеюсь, дневник отца надежно спрятан? Не стоит оставлять его на столе при открытом окне.
— Дневник отца заперт в сундуке.
— Ты уже начала переписывать его?
— Пока у меня не хватает на это духу.
— Я еду в монастырь Святого Стефана, — сказал шериф, вставив ногу в стремя. — Могу отвезти его туда. Монахи избавят тебя от этой работы.
— Спасибо, не нужно. — Клэр решительно отказалась от этого вполне разумного предложения. — Лучше уж я сама.
— У тебя вряд ли будет на это время.
— Я найду время. Такая работа успокаивает меня.
— Если хочешь, я отвезу епископу твое письмо с просьбой о расторжении брачного договора, — предложил Эйдо.
Клэр растерялась. Теперь она сама не знала, чего хочет на самом деле, и все же решилась воспользоваться любезностью шерифа.
Она вернулась к себе и быстро изложила суть проблемы.
— Сожалею, что ваша семья оказалась в таком ужасном положении, — сказал Эйдо, пряча письмо в сумку. — Никогда не думал…
Клэр с трудом удержалась от смеха. Он действительно никогда не думал и не предполагал, какие последствия могут иметь его слова для других.
— Спаси и сохрани тебя Господь, Клэр, — добавил он на прощание и поцеловал ее в лоб. — Надеюсь, твое письмо поможет тебе освободиться от этого ужасного человека.
Освободиться! Нет, освободиться она не сможет никогда! Проводив Эйдо взглядом, Клэр обернулась и увидела, что Ренальд наблюдает за ней с крыльца.
Наверное, он заметил, как она отдала шерифу письмо, но ничего не сказал, предоставив ей возможность самой справиться с собой. Неужели он догадывался, что она готова проиграть самой себе?
В надежде найти поддержку Клэр вернулась в зал, где сидели мать и бабушка.
Леди Мюриэль штопала старую отцовскую тунику. Леди Агнес раздраженно ворчала:
— Не понимаю, что этот Эйдо все время здесь толчется? Сует свой нос в чужие дела, как старая баба!
— Не каждая старая баба будет совать свой нос в чужие дела.
Бабушка хмыкнула, а леди Мюриэль подняла на Клэр встревоженные глаза.
— Этот человек все еще здесь?
— Он теперь хозяин Саммербурна, мама, — ответила Клэр, понимая, что речь не об Эйдо.
— Не выходи за него замуж, Клэр! — Мать схватила ее за руку. — Даже ради Томаса. Обещай мне, что ты этого не сделаешь.
Клэр погладила ее по руке, борясь со слезами, которые готовы были хлынуть из глаз, когда она услышала слова, столь необходимые ей всего несколько дней назад.
— Я постараюсь, мама.
— Ты послушная дочь, Клэр, — успокоилась леди Мюриэль. — Я тебя очень люблю. Теперь я спокойно заштопаю эту тунику. Зимой она понадобится Кларенсу.
— Отец мертв, мама.
— Я знаю, — кивнула мать. — Мы похоронили его. В шерстяной голубой тунике. Но эту тоже надо заштопать. — И она погрузилась в свое занятие.
— Ничего разумного от нее теперь не дождешься, — сокрушенно покачала головой леди Агнес. — И дело не только в горе, но и в чувстве вины. Она заставила тебя выйти за него замуж и теперь испытывает жесточайшее раскаяние.
— Ты тоже толкала меня на этот брак!
— Да, и не испытываю никаких угрызений совести. А ты всеми силами должна держаться за этот брак. Какая разница, как погибают мужчины! В сражении, на поединке, от стрелы на охоте. Они погибают. А женское дело сделать так, чтобы жизнь продолжалась.
— Это очень нелегко.
— Да что тебе так уж в нем не нравится? — нахмурилась бабушка. — Он красив, обходителен, благороден. Если захочет, может быть просто обворожительным. Любая позавидует тому, как он на тебя смотрит.
— Возможно, в этом-то все и дело. Если бы он был отвратителен, я воспринимала бы его, как свой крест. Мне кажется греховным получать удовольствие от этого брака.
— Знаешь, в чем твоя беда? В том, что тебе всего восемнадцать. Пройдет время, и ты иначе будешь смотреть на многие вещи. Только боюсь, как бы не было поздно.
Клэр рассмеялась и, поцеловав бабушку в щеку, пошла к себе, размышляя о письме епископу, которое уже было в пути. Она однажды испытывала такой же внутренний дискомфорт. Это было, когда она попыталась тайком бежать из замка, чтобы уговорить Фелицию выйти замуж за Ренальда.
Неужели колесо судьбы может крутиться в обратную сторону?
Клэр решила отчасти последовать бабушкиному совету и перестала изводить себя бесконечными размышлениями. До тех пор пока она не получит ответ епископа, предпринимать другие шаги невозможно. Впереди у нее месяц.
Она занялась хозяйственными делами. Ренальд стал частью Саммербурна, и Клэр уже не представляла свой дом без него и его людей, шумных и беспокойных. Их грубые солдатские песни, громкий смех и тренировки стали неотъемлемой частью повседневной жизни.
