В глазах Мэг мелькнула настороженность.
— Подумайте, Мэг, если мы вместе ляжем в постель и укроемся множеством одеял, мы сможем до утра сохранять тепло. А разговаривать и решать, что делать, там можно с таким же успехом, как и здесь.
— Разговаривать?
Их разделял стол.
— Ну, или заниматься иными вещами. Если пожелаете.
— Нет, я не желаю.
— В самом деле?
Она отвела вспыхнувший взгляд, что вселило в него надежду.
— Я не сделаю более того, что вы пожелаете, Мэг. — Как бы убедить ее захотеть большего? — Посмотрите на это с другой стороны. Если мы не сможем придумать ничего другого, нам придется сдаться властям. Быть может, это наш последний шанс на много лет вперед. Ну так что, в постель?
Подумав с минуту, Мэг ответила:
— Хорошо, — и двинулась к выходу, но на пороге остановилась как вкопанная. Граф подумал, что она снова пытается уклониться, но Мэг вдруг подбежала к большому голландскому буфету, полному блюд и тарелок, и, пододвинув стул, взобралась на него и стала шарить рукой, схватила большой глиняный горшок и прижала его к груди. Граф поддерживал стул, пока она слезала с него.
— Я только сейчас вспомнила! — воскликнула Мэг, сияя. Он поднял с пола упавшее пуховое одеяло и снова укутал ей плечи.
— Что это? Еще какой-нибудь магический предмет?
Мэг пропустила насмешку мимо ушей.
— Ничуть не хуже! — Подняв крышку, она достала что-то завернутое в тряпочку, развернула и извлекла на свет коричневый комок.
— Что это? — повторил граф с большим сомнением.
— Рождественский пудинг, разумеется! Моя мать сделала его летом, чтобы у нас на Рождество было хоть какое-нибудь традиционное угощение. А поскольку мы не рассчитывали, что на Крещение сможем испечь крещенский пирог, я сохранила немного для праздничного ужина. Сейчас еще, правда, не канун Двенадцатой ночи, но, полагаю, нужда сильнее традиций. — Она отломила кусочек и попробовала.
Граф воспринял находку скептически. Рождественский пудинг должен быть горячим и плавать в пылающем бренди, а этот был холодным, твердым и покрыт какой-то жирной пленкой. Но уже в следующую минуту сладкий вкус изюма наполнил его голодный рот, и граф готов был съесть весь этот пудинг.
Мэг отломила себе небольшой кусочек и замялась.
— Нужно загадать желание.
— Я думал, его загадывают, когда мешают пудинг.
— Неужели вы еще делаете это? Мешаете пудинг?
— Разумеется. Повар готовит его, а потом мы все, выстроившись по чину, проходим через кухню и каждый, помешивая пудинг, загадывает желание.
— А что вы загадали в этом году?
— Не помню, это же было еще в августе. Хороший пудинг ведь должен вызреть.
— Это правда.
Увидев, как она погрустнела при воспоминании о матери, которая готовила этот пудинг, ему захотелось обнять ее, но интуиция подсказала, что сейчас этого делать не следует.
— А вы помните свое желание?
— Меня здесь тогда не было. Я работала у Рэмилли.
— Но в вашей семье, как я понял, загадывают желания и когда едят пудинг? И что же вы загадали на нынешнее Рождество?
— У меня было лишь одно желание: чтобы кто-нибудь нам помог.
— А я?
Улыбнувшись, она опустила глаза.
— Тогда я не знала еще даже о вашем существовании.
Граф взял кусочек пудинга и положил его ей в рот.
— А чего вы желаете сейчас?
— Нельзя рассказывать о загаданном желании — не сбудется, — ответила Мэг, но после паузы добавила:
— Когда весь этот кошмар закончится, я хочу стать такой графиней, какой вы заслуживаете. — И она проглотила кусочек пудинга.
— Вы уже больше, чем я заслуживаю!
Мэг рассмеялась и тряхнула головой, потом положила кусочек пудинга ему в рот.
— Ну а каково ваше желание?
Граф прожевал и сказал:
— Чтобы вы легли со мной в постель и я бы там наслаждался пудингом.
Мэг покраснела: она знала переносное значение слова «пудинг». Его загадочная, идеальная жена.
Мэг поплотнее закуталась в одеяла — она снова чувствовала себя как корабль в штормовую погоду и не знала, что сказать. Что-то в глубине ее существа неодолимо стремилось к тому, что он предлагал.
— В постели будет теплее, — неуверенно предположила Мэг. Это был шаг навстречу.
— Совершенно верно, — подхватил граф.
На подкашивающихся ногах она пошла наверх, не видя, а скорее ощущая — и не только по мерцанию свечи, которую он нес, — что он идет за ней.
В ней никогда еще не боролось одновременно столько разных чувств. Тяжелым камнем лежал на душе страх перед законом, вера мужа в нее лишь немного облегчила его груз. Хотя Мэг и вся ее семья всегда были уважаемыми, законопослушными людьми, она знала, что правосудие может быть чудовищно несправедливым.
Еще более тяжелым делало этот камень чувство вины. Граф все еще не отдавал себе отчета в том, что во всем случившемся виновата именно она. Вот и сейчас он мерз и страдал от голода из-за того, что она попросила Шилу исполнить ее желание. Вероятно, и сэр Артур был мертв по той же причине. Разве может она допустить близость между ними при том, что он пребывает в неведении?
К тому же первая брачная ночь не должна проходить в заброшенном нетопленом доме, где все так бедно и убого. И потом — на какой кровати им лечь? Конечно, удобнее было бы на широкой родительской, но об этом не могло быть и речи. Придется тесниться на меньшей, которую делили они с Лорой. С другой стороны, эта кровать представлялась Мэг чем-то целомудренным, вроде алтаря, и, несмотря на то что они с графом были законными супругами, ей казалось бы, что она совершает страшный грех.
Она его, в сущности, и совершала. Сильнее, чем страх, тревогу и чувство вины, она ощущала лихорадочное желание.
Мэг остановилась у порога спальни, уткнувшись лицом в дверь.
— Я ведь сказала, что не смогу сделать этого до тех пор, пока вы не примиритесь со своей бабушкой, — тихо напомнила она.
Граф прижался к ее спине, накрыв своими одеялами, словно ангельскими крыльями, их обоих.
— И по-прежнему хотите выполнить обещание?
Пересохшими губами она прошептала:
— Я должна. Герцогиня ведь всего лишь старая женщина.
Он прижался головой к ее голове.
— Мэг, сейчас я не могу об этом говорить, но и изменить свое отношение тоже не могу. И не смогу никогда. Так что решать вам.
