– На что это вы намекаете? Мы оттуда камни не таскаем!
– Что вы, я далек от подобного подозрения! А в какие пределы простерся ваш путь, госпожа? – спросил знахарь, ловко избежав слова «куда». – Вы упомянули столицу – неужели сам великий Сонак?
– Конечно, нет, – хмыкнула Ута. – Я имела в виду княжий град Асадаль.
– Собираетесь навестить родственников?
– Да вроде того… надо бы кое-кого проведать.
– Это нелегкое и весьма дорогое путешествие, – заметил сихан, покачав головой. – Уж поверьте мне – я только что сам проделал этот путь. Везти ребенка в такую даль ради развлечения…
– Кто вам сказал о развлечениях, – сварливо сказала Ута. – Едем по самому что ни на есть важному делу.
– Какому – если вам угодно сказать?
Ута замешкалась с ответом, взглянула на Мотылька, и вдруг у нее само с языка слетело:
– Внука вот родственникам повезу. Обещалась отдать на воспитание.
– Что? – Мотылек, игравший рядом на полу, резко поднял голову. – Ты мне не говорила! Что еще за родственники? Я не хочу!
– Молчи, Мотылек! Видите ли, святой учитель, – пустилась в объяснения Ута, досадуя, что проговорилась раньше времени, – они, родственники-то, давно уж предлагали – вези его, Ута, мы всегда рады, а ведь я старая да хворая, сил нет поднимать его одной, да и хозяйство тоже не потянуть: баклажаны не уродились, морковь вянет, тыквы в это году даже и сажать не стала, потому как воду таскать с реки замаешься, а тыква, она без полива…
– Заблуждаетесь, госпожа…
Сихан несколько мгновений смотрел на Уту вдумчивым, доброжелательным взглядом, однако у нее почему-то мурашки по спине пробежали.
– У вас прекрасное для вашего возраста здоровье. Вы бы могли еще сами иметь детей.
– Шутить изволите! – Ута смущенно захихикала, на всякий случай отодвигаясь от сихана подальше. Было поверье, что от прикосновения колдуна можно запросто забеременеть.
Учитель Кагеру даже бровью не повел.
– Но, с другой стороны, вас можно понять. Растить ребенка одной – тяжкая доля. Мальчик взрослеет, его надо учить, а в Асадале для этого гораздо больше возможностей. Каким ремеслом занимаются ваши почтенные родственники?
Бабушка смешалась.
– Я не хочу ни к какому ремеслу! – заявил Мотылек. – Хочу жить здесь!
Не него никто даже не взглянул. Мальчик надулся и вернулся к своему занятию – следить за собакой. Пес просачивался на веранду. Незаметно перебирая лапами, он успел влезть внутрь уже почти наполовину.
– Сколько лет вашему внуку? Семь, восемь?
– Восьмой пошел.
– Он уже помолвлен?
– Нет, даже и не думали. Может, через год-два…
– И правильно, не торопитесь. Ваш мальчик – красивый сообразительный ребенок, что ему делать в этой глухомани? Пусть к нему присмотрятся в столице. Может быть, кто-нибудь из ваших родственников пожелает взять в семью перспективного зятя…
– Что ж, спасибо на добром слове, – церемонно сказала польщенная Ута. Одновременно она опустила под стол руку и сложила пальцы в знак от сглаза.
Знахарь заметил это, но не подал вида. Обернувшись к Мотыльку, он добродушно сказал ему, кивнув на собаку:
– Можешь с ним поиграть. Что хочешь с ним делай, хоть верхом садись – он не укусит.
Пес, поняв, что его не выгоняют, застучал хвостом и преданно распахнул пасть. В эту пасть легко поместилась бы голова Мотылька. Сихан вернулся к застольной беседе.
– Слышал, у вас тут недавно скончался шаман?
Ута сразу пригорюнилась.
– Да, постигло наш род такое несчастье. А у меня столько хлопот навалилось, и внук заболел, так что даже оплакать его толком не смогла. Какой был наш святой старец Хару, вы бы знали – многомудрый, боголюбивый, жалостливый…
– Дед Хару, – уточнил Мотылек.
Бесстрастные глаза сихана чуть потеплели.
– Хорошее имя – «Хару». В старину все имена были говорящими, да только теперь их никто не поймет – язык забыт. На древнекиримском «Хару» означает «весна». Это имя несет надежду на возрождение. Похоже, ваш старец действительно был образованным и утонченным человеком.
– Он был очень образованный, – подтвердила Ута. – Умел писать и читать.
– Даже старинные надписи на могилах, – добавил с пола Мотылек, но на него опять никто не обратил внимания.
– Можно полюбопытствовать, какому ками он служил?
– Наидревнейшему господину острова, – сказала Ута. – А как его величали, никто не ведает.
– Значит, безымянному, – пробормотал сихан. – Так я и думал. Да… Достойное удивления подвижничество. Образованный благородный человек – и стал простым сельским шаманом на крошечном, всеми забытом островке…
– Кто вам сказал, что он был из благородных? Мы об этом ничего не знаем. Старец Хару тут служил, когда нас с вами еще и на свете не было. Его тут бессмертным считали, пока не помер!
– Рыбаки на пристани сказали, он был нездешний.
– Ах, я бедная вдова, ничего не знаю, и меня это не касается…
Увидев, что женщина не хочет говорить на эту тему, сихан не стал настаивать и перевел взгляд на Мотылька.
Тот пыхтел и елозил ногами по полу, пытаясь перевернуть пса на спину.
– Лучше бы ты не за уши его тянул, – посоветовал знахарь. – А то он обидится. Как тебя зовут?
– Мотылек, – непринужденно ответил мальчик. – А вашу собаку как зовут?
– Тошнотник.
Пес навострил уши и поднял голову. Мотылек недоверчиво засмеялся.
– Ну и кличка!
– Мирское прозвище одного демона из священной книги «Допросник мертвых». Я назвал моего волка Тошнотником, потому что он такой же свирепый, прожорливый и остроухий.
– Волка?
– Ну да, это волк. Хоть и не совсем обычный.
Мотылек с еще большим недоверием взглянул на Тошнотника. О волках он знал только из сказок – в дельте Микавы они не водились. Черный пес лежал тихо и спокойно, сложив лапы, и явно намеревался вздремнуть.
– Ха, волк! Как же! – не поверил Мотылек и снова ухватил пса за уши.
Учитель Кагеру взглянул на него с одобрением.
– Отважный мальчик, – улыбаясь, сказал он Уте. – Может, не отдавать его в ремесло, а сделать из него воина? Хочешь стать воином, короед?
Мотылек не ответил – он был занят, откручивая волку ухо. Волк терпел. Ута почувствовала к знахарю некоторое расположение. «Не угостить ли его рисом? – подумала она. – Нет, сейчас уже невежливо».
