«Теперь мы поженимся», — подумала Инги, холодея от восторга.
Это было совершенно очевидно. Все любовные баллады кончались именно так.
«О да, поженимся, и Аскель будет моим, и только моим — навсегда! А потом…»
Полет мечты Инги натолкнулся на невидимое препятствие.
«Потом Аскель уедет во флот… А как же я?»
Перед глазами возник непривлекательный образ вечно беременной супруги сеньора Робура, коротавшей свои дни за вышиванием.
Инги скривилась. Дети? Что за чушь!
«Мне не нужны никакие дети. Только я и он».
Но он уплывет на корабле с белыми парусами, а женщин не берут во флот. Аскель сам сказал: мужчина уходит совершать подвиги, дама ждет его дома с победой.
«Нет уж, — подумала Инги. — Так не будет!»
Она встала, подняла крышку сундука и начала вытаскивать оттуда одежду.
«Я уеду вместе с ним, — решила она. — И пусть нас только попробуют разлучить!»
А если ей прикажет остаться дома сам Аскель?
Инги помрачнела.
«Тогда я всё равно отсюда сбегу, — подумала она. — С ним или нет, тайно или открыто. Этот замок без Аскеля мне не нужен. Меня ничто тут не держит! Разве что Торд…»
Инги перестала доставать из сундука вещи, снова села на кровать — и задумалась. Не пойти ли к старому вагару? Может, стоит рассказать ему все и спросить совета? Он мудр и справедлив, он рассудит по совести…
Торд был ее другом. С ним Инги могла говорить почти свободно. Но чаще говорил он, а она слушала. Торд рассказывал ей о мире, о дальних станах, где побывал в молодости. Но больше всего о чудесном Хольде — лучшей стране на свете, где снежные горы, сосновые леса и синие озера, а все жители — такие же, как он, искусные воины, справедливые и благородные. Вот туда бы поехать с Аскелем!
Сама Инги была с Тордом откровенна, но не до конца. Иные вещи, которые приходили ей в голову, она ни за что в жизни не рассказала бы вагару — именно потому, что дорожила его дружбой и не хотела бы ее потерять. Для тайных мыслей у нее был другой собеседник — в зверинце. Вот ему она могла рассказать всё что угодно.
«Нет, не пойду. Торд скажет мне, что надо слушаться сеньора Робура, — подумала она. — Или разыскать Аскеля и спросить прямо? Вот, правильное решение!»
Инги вскочила с постели, распахнула дверь и столкнулась с красивой кудрявой девушкой лет шестнадцати.
Звали ее Линн из Роанов.
— Что тебе? — удивленно сказала Инги. — Отойди!
— Не отойду, пока ты мне не ответишь, — сказала Линн, загораживая выход. — Что у вас с Аскелем произошло возле библиотеки? Когда он прошел мимо нас, на нем лица не было. Что ты ему сделала?
— Не твое дело, — бросила Инги.
Эти слова сопровождались холодным угрожающим взглядом, от которого обычно сбегали все девочки и даже некоторые парни. Но Линн на сей раз почему-то не сбежала. Наоборот, заглянула внутрь и с подозрением спросила:
— Что значат все эти сборы?!
«Не твое дело», — хотела снова ответить Инги, но передумала и похвасталась:
— Я уезжаю с Аскелем.
— Что-о?!
— Что слышала. Я выхожу за него замуж, — добавила Инги, горделиво поднимая голову.
Линн словно увидела ее в первый раз.
— Инги, это невозможно. Ты бредишь.
— Еще как возможно!
— Аскель не может на тебе жениться. У него уже есть невеста.
Инги на миг застыла. В следующее мгновение она схватила Линн за плечо.
— Кто?
Линн, высвобождаясь, с достоинством ответила:
— Это я! Что ты вертишь головой? Асенары традиционно берут в жены девушек Роанов, потому меня и взяли на воспитание в семью сеньора Робура — как будущую жену наследника. Это древний обычай. Скоро мне исполнится семнадцать — и тогда мы заключим брак. Об этом в замке знают все, кроме тебя!
— А мне плевать, — сквозь зубы ответила Инги. — И на древние обычаи, и на тебя тоже. Поищи себе другого жениха, тут еще хватит Асенаров. Аскель — мой, он любит только меня. Думаешь, я вру?
Лицо Линн стало недобрым.
— Конечно, врешь! Никто бы на тебя не польстился. Ты же уродина. Знаешь, что о тебе говорят в замке все мальчики? Что ты красноглазое страшилище, которое никто не возьмет в жены, даже если в мире вообще не останется женщин! Потому что не родился еще такой дурак, который захочет взять в жены двуногую ящерицу!
Инги, и так бледная, побледнела до белизны. Если бы Линн могла заглянуть в ее мысли — сбежала бы без оглядки.
— Можешь говорить что хочешь, — сказала Инги ровным голосом. — Но сегодня у библиотеки Аскель целовал меня, а не тебя.
Лицо Линн исказилось, и она стала такой же уродливой, как ее слова.
— Ты ведьма! — прошипела она. — Может быть, Аскель был тобой околдован, но он придет в себя, если запереть тебя под замок!
— Убирайся!
Инги отвернулась и снова начала собирать вещи, чтобы занять руки — так они чесались прибить Линн.
— Так ты собралась с ним уехать? — услышала она за спиной. — А сеньор Робур об этом знает?
Инги резко развернулась. В глазах Линн заблестело торжество.
— Я пойду и скажу бабушке, что ты собралась сбежать! И она тебя запрет! Запрет тебя в клетку, мерзкая ящерица!
— Ничего ты ей не скажешь, — воскликнула Инги. — Не скажешь больше никому и никогда!
Мигом она оказалась рядом с Линн, схватила ее за волосы и вытащила в коридор.
От двери с визгом отпрянула кучка девочек, что подслушивали снаружи. Инги проволокла Линн мимо них и по крутой винтовой лестнице потащила наверх — в горницу с витражными окнами, где девушки обычно занимались рукоделием. Линн вопила и ругалась. Инги молчала. Подруги Линн услышали, как наверху хлопнула дверь. Ругань умолкла… и вдруг из горницы донесся дикий вопль. Он был так страшен, что девушки бросились прочь, толкаясь и взывая о помощи. А вслед им неслись пронзительные крики Линн, потом они перешли в невнятное мычание… а потом и прекратились совсем.
Вскоре коридоры девичьей башни наполнились людьми. Выскочили мальчики из библиотеки, явились стражники, прибежала Адальберта. Она первая ворвалась в горницу и застыла, прижимая руки ко рту. Дверь была распахнута настежь; Линн без чувств лежала на полу, вся в крови. Когда смыли кровь, ужаснулись — у девушки был зашит рот. Шов получился вполне аккуратный.
Преступница же исчезла, и ее поиски ни к чему не привели.
— Наконец-то это рукоделие на что-то пригодилось! — удовлетворенно сказала Инги, стоя перед клеткой сиргибра. Хотя она вытерла руки о вышитый подол платья Линн, всё равно белая сорочка и рукава кафтана были перемазаны в крови.
