Тут нас ожидал Дун, а перед ним на огромной бочке, застеленной тряпицей, лежал довольно неплохой пояс, битком набитый метательным оружием. И среди всех этих ножей, кинжалов и дротиков я сразу узнал собственные, с которыми успел распрощаться навсегда, с превеликим сожалением, так как среди них было несколько особо любимых и ценных, несмотря на внешнюю неприглядность. Особо дорожил я и кинжалом, с помощью которого можно было распознать отравленную еду. Притом магическим он не был, просто выворачивающуюся из рукояти вставку алхимики ковена пропитали особым зельем.
— Осторожно, — посасывая указательный палец, предупредил хозяин, когда я взялся за пояс, но я только хмыкнул в ответ.
Оружие любит того, кто его отлично знает, и никогда не укусит мастера.
— У тебя там какие-то снадобья в кошеле, в замке придется объяснить свойства и надобность каждого, — отстраненно сообщил герцог, когда я, пересортировав оружие, рассовал выбранное по пеналам и собрался прицепить пояс поверх своего кошеля.
Вот же змейство, а вот об этом я и не подумал. А ведь и действительно, все до капельки проверят, и тогда мне прямая дорога в лапы палача. На дознание, зачем принес в замок такие опасные декокты.
— Сохраните, — отстегнув кошель, положил его на бочку рядом с выбракованным оружием.
Ничего особенно заковыристого, типа фигурных дротиков и звездочек, я брать не стал. Мне там такое вряд ли понадобится, а уж девушкам подобные вещи даже показывать не следует. Наверняка ведь каждый порез принцессиных пальчиков отразится на моей и без того пострадавшей шкуре.
— Твое полное имя Зетай Унзури, родом ты из Балезии, из знатной семьи. Все твои родственники погибли во время эпидемии желтой лихорадки, а тебя спасли мародеры-кочевники. На родине ты с тех пор не был, а от кочевников сбежал, когда тебя решили женить на одной из вдов с кучей детей, есть у них такое правило. И с тех пор побывал во многих странах, пока лет десять назад не попал в мою команду. Ничего этого рассказывать ты не любишь и вообще больше молчишь, почему и получил кличку Молчун, — втолковывал мне Дун, ведя к черному входу, и я только и успевал утвердительно кивать в ответ.
— А какая у тебя кличка? — Не может быть, чтоб матросы никак не называли за глаза своего капитана.
— Веник, — обиженно засопел хозяин и распахнул передо мной дверцу простой кареты. — Садись, да особо не выглядывай, нечего народ пугать.
Ах вот даже как?! — внезапно развеселился я, потому вы и решили спрятать от меня все зеркала, что боялись моего гнева?
Так зря боялись: того, кто привык большую часть жизни проводить под чужими, зачастую несимпатичными личинами, трудно рассердить очередной маской. Что-то зацепило меня в этом рассуждении, и я, решительно отвернувшись от кареты, быстро шагнул назад, к бочке с водой, стоящей под водосточной трубой.
Некоторое время остолбенело рассматривал темное отражение, потом не выдержал и пощупал щеку рукой, словно вода могла солгать.
Затвердевшие края уродливо перекрещенных шрамов на ощупь еще рельефнее, чем на взгляд. Это чем же его так шарахнули, этого молчаливого Тая, что глаз лишь чудом остался цел? Вот теперь понятно, почему у меня будет привилегия перед другими претендентами в наставники: мало того что девушки на такого не польстятся, так если бы и польстились, все равно уродов в правители не пускают. Но и в этом облике есть небольшое преимущество: волосы Тая почти одного цвета с моими собственными, и никаких рыжих бакенбард на моих щеках больше не торчит. И значит, мне не придется отвечать на вопросы Рамма, если мы случайно с ним встретимся.
Я молча вернулся к карете и полез внутрь.
Дун пару минут бродил вокруг лошадей, дергая совершенно исправную упряжь, затем опасливо заглянул в приоткрытое окошко.
— Ты… это… парень, как себя чувствуешь?
— Нормально я себя чувствую, — снова развеселился я. Они и вправду считали, будто от своего нынешнего вида я начну впадать в истерику или расстроюсь, как барышня?
Ничего подобного, я и сам уже успел оценить все преимущества неожиданного уродства.
Вид на герцогский замок открылся почти сразу, едва мы выехали с узких городских улочек на ведущую к прибрежным утесам дорогу. И чем выше поднимались, тем внушительнее и богаче становились расположившиеся по обе стороны от нее дома и дворцы. Все они были огорожены высокими каменными стенами, из-за которых виднелись лишь красневшие черепицей крыши да причудливые башни, доверху увитые начинавшим зеленеть плющом.
И движение тут оказалось довольно оживленным: кареты, коляски, лорды на лошадях и лорды без лошадей. И большинство двигалось в ту же сторону, куда и мы, — на вершину огромного утеса, к высокой и с виду неприступной ограде герцогского замка. Видимо, слухи о предстоящем испытании просочились сквозь заслон, поставленный вокруг принцесс членами совета, и теперь все желали собственными глазами убедиться в честности комиссии. Или поучаствовать в испытании.
Наша карета с трудом пробилась почти до самой ограды, но добраться до ворот все же не сумела.
— Налетели, как воронье, — сердито бурчал Дун, привязывая лошадей к крюку, именно с этой целью вбитому в стенку. — Вылезай, придется ножками идти. Да не обращай внимания на их подколки, иди себе молча, у меня для тебя пропуск выправлен.
Идти ножками нужно было всего-то шагов сорок, но мне слишком хорошо известно, как действует на толпу вид чужака, нагло прущего туда, куда не пускают достойных лордов. По их мнению, достойных.
— А балахона монастырского у тебя с собой нет? — на всякий случай поинтересовался я, удобнее передвигая пояс с дротиками.
— Есть, — обрадовался Дун, — как я сам не сообразил! Достань под сиденьем.
Я откинул сиденье и не смог удержаться от ехидной ухмылки, обнаружив там целый склад разных одеяний. Но Дуну ничего говорить не стал, накинул зеленый балахон, подвязал шнуром и похромал вслед за капитаном. Изумляясь скрупулезности, с которой меня сюда собирали. Даже особые сапоги успели заказать, один обычный, а второй немного шире, чтоб я мог без проблем вталкивать в него еще забинтованную ногу. Но по внешнему виду совершенно одинаковые.
— Куда прешь! — От молодых господ, преградивших нам дорогу, явственно пахнуло винным духом, и я невольно напрягся, прикидывая, как побыстрее домчаться до ворот, но по направлению их взглядов внезапно сообразил, что грубый оклик относится вовсе не ко мне. А к Дуну, которого богатые наглецы, привыкшие судить о людях по одежде, приняли за слугу или торговца. Вот тебе и пропуск, едко ухмыльнулся я, похоже, кто-то проведал про планы консорта и решил им помешать.
— Он со мной! — Умение говорить веско и высокомерно иногда действует на подобные личности значительно убедительнее хорошего тумака. На тумак они привычно дадут сдачи, а перед чужой наглостью на миг теряются, пытаясь сообразить, действительно противник обладает большей властью или это все же блеф? Но тех секунд, что они растерянно переглядывались между собой, нам с Дуном как раз хватило, чтобы добраться до ворот.
