— Лорд Жегриз, вы хотели сообщить нам, где содержите капитана Дуна? — прервал молчание невозмутимый голос Баморда, и все в ожидании ответа уставились на пленника.
— В подвале моего дома, «Розовой чайки». — В глухом голосе лорда прозвучала усталость и безнадежность.
— Что нужно сказать охранникам, чтоб его отпустили? И запомните, если пострадает хоть один посланный за Дуном человек, вас завтра выловят в море! — бесстрастно произнес консорт, и даже я поверил, что эту угрозу он намерен исполнить во что бы то ни стало.
Поверил и Жегриз, выдавший консорту более чем подробные пояснения. Через несколько минут Ганис доложил, что отряд стражников отправлен за Дуном, и Баморд продолжил допрос:
— А теперь скажите, что за вторая причина и какова в этом деле ваша выгода?
— Я собирался пригрозить, что расскажу принцессе Элессит… — Лорд замялся, отлично понимая, что выглядит сейчас далеко не благородно.
— Понятно, — внезапно с насмешкой перебил его Гийом, — но вы не оригинальны в этом желании, принцессе уже лет двадцать пытаются доказать, что я ей не отец. Так вот, вас обманули, подсунув ложную информацию, я давно предоставил дочери неопровержимые доказательства нашего кровного родства. А теперь скажите, кто же этот добродетель, столь щедро поделившийся с вами этим секретом?! И что вам лично пообещали за участие в заговоре? Ну же, Жегриз, смелее!
После непонятной истории с безделушкой пленник и так был подавлен, а теперь и вовсе сник. На самоуверенного и дерзкого лорда едкая отповедь консорта, высказанная с преувеличенной вежливостью, произвела убийственное впечатление. В герцогстве, как и в нашем королевстве, на «вы» обращаются только к королю и знатным преступникам. Да и то близким друзьям наш Торрель позволяет «выкать» лишь в особо торжественных случаях.
— Мой сын… мне обещали, когда будет объявлено о помолвке… вместо милорда Юджера… поставят его имя… — Лорд внезапно вскинул голову и ожег меня прежней ненавистью. — Вот он… все испортил. Мальчик старался… тренировался по двенадцать часов…
— Как его зовут? — Теперь я начал понимать, когда умудрился перейти дорогу лорду.
— Вандель Жардье, — снова сник Жегриз.
— Незаконнорожденный! — сообразил и консорт, вот только презрения, положенного по правилам северного этикета, в его голосе я так и не расслышал.
Да и в глазах остальных судей не заметил особого осуждения. Неужто уже потихоньку добралось до этих мест более терпимое к таким явлениям отношение южан?
— Имя благодетеля?!
— Милорд Борсайд… — еле слышно выдавил заговорщик.
Снова он. Похоже, этот злобный милорд приложил немало усилий и, разумеется, потратил средств, чтобы как можно больше насолить Гийому. Но и у меня к нему растет собственный счет. Теперь мне предельно ясно, что вовсе не случайно Зигель оказался именно его гостем, а заодно и пешкой в неприглядной игре. Да и роль, предназначенная лордом для Рамма, так вовремя появившегося в столице, с каждым новым открытием выглядит все более трагичной.
— Лорд Жегриз, — сурово уставясь на пленника, объявил свое решение консорт, несколько минут проведший в мрачном раздумье, — обещаю перед лицом этих достойных господ, что приложу все силы, чтобы мои дочери, и родные, и приемные, вышли замуж только по обоюдному согласию. И каждого, кто попытается мне в этом помешать, буду считать не только своим личным врагом, но и предателем Великого герцогства Шладберн. Сейчас вас вместе с остальными членами совета выведут из замка, и вы можете идти куда хотите. Однако в залог вашей благоразумности я оставлю у себя в гостях лорда Борсайда и лорда Эйгильда. О чем будет немедленно сообщено всем их родственникам, чтобы знали, кого нужно проклинать… если произойдет несчастный случай. А о том, чтобы он произошел, позаботится любой из присутствующих, если по каким-то причинам не смогу я сам. Уведите его.
— Давайте лорда Эйгильда, — хмуро бросил Гийом, когда двери за Жегризом захлопнулись, и тяжко вздохнул.
Действительно мерзко, по-человечески посочувствовал ему я, столько лет считать человека единомышленником, а возможно, даже другом и внезапно убедиться, что все это время тратил силы, время и душу на подлого предателя.
Мне давно понятно, что значительно больше заслуживают позорного воровского клейма не те несчастные, которых голод заставил схватить на бегу краюху хлеба. А мнимые друзья, ради собственных тайных корыстных целей ворующие у людей целые годы жизни и самые светлые душевные порывы.
Лорд Эйгильд, разбуженный Макквином вместе с остальными, судя по всему, успел за время первых допросов собраться с мыслями и приготовить целую прочувствованную речь. Едва войдя в кабинет, седой толстячок, которого даже стражники не сочли нужным связать, с ходу попытался обвинить Гийома в бессмысленной трате времени и пренебрежении государственными интересами, а также в необоснованном вмешательстве в дела совета и потакании девичьим капризам.
— Хватит! — с такой силой хлопнул по столу мраморным пресс-папье консорт, что золотой колпачок чернильницы подпрыгнул и укатился на пол. — Прекрати комедию, Сайм! Слишком давно мы знакомы, и слишком много уже поведали твои сообщники, чтобы я мог поверить в эти патетичные выкрики. Лучше сразу признайся, тебе-то чего не хватало? Сыновей, которых можно было бы пристроить в мужья принцессам, у тебя нет, дочери уже выгодно определены, а даже тех денег, про которые известно всем, хватит, чтобы еще сто лет по шесть раз в день обедать у самого дорогого ресторатора Кольдна. Тогда зачем?
— Тебе не понять, — уяснив, что его атака не удалась, насупился глава совета, — ты сам, добровольно, отдал двадцать лет назад власть в чужие руки.
— Так, значит, тебе нужна власть?! — В тихом голосе консорта прорвалось едва сдерживаемое бешенство. — Ну так вставай! Вставай, кому говорят, и иди, вон он, великий символ защиты герцогства от нечистых помыслов! Возьми в руки! Бери, а то силой заставлю взять!
— Антор… ты же шутишь? — с надеждой пролепетал посеревший глава совета, и при виде его тревожно бегающих глазок меня внезапно начал душить безудержный смех.
Только бесконечно самоуверенный человек или отъявленный самоубийца мог в этот миг сказать консорту, что тот шутит. Да будь монах хоть на каплю магом, от его яростных взглядов дрова в камине давно бы охватило неудержимое пламя.
— Какие тут шутки! Иди и возьми, — внезапно успокоившись, процедил Гийом, — знаешь же закон: каждый, кто считает, что имеет все задатки, чтоб стать достойным правителем, пробует взять в руки великий символ.
При этих его словах все присутствующие как-то странно покосились в мою сторону, и смеяться резко расхотелось.
Как он сказал, взять могут только достойные?
Но в таком случае, что случается с остальными?
— Гийом, — почему у меня как-то странно охрип голос, — не хочешь же ты сказать, что вон та брошка и есть этот ваш великий символ?
— Именно это он и есть, — с ухмылкой посмотрел на меня этот бесчувственный интриган.
