Ей не хотелось признаваться себе, что не только любопытство привело ее ночью на эти скалы. Многие туны в роду Ловьятар, да и в соседних кланах тоже, оказывали знаки внимания Ильме. Но никто из знакомых мужчин не мог даже близко сравниться с Ярьямейненом. Ни статью, ни силой, ни колдовским даром…
— Твоя мать меня удивила, — небрежно произнес он.
— Чем же? — Ильма пришла в себя, поспешно попятилась и завернулась в крылья. — Вы с ней поссорились?
— Ах, нет, ссора — это пустое. Другим удивила. Оторвать от охоты лучших воинов клана — ради того, чтобы притащить от Врат Похъёлы трех бескрылых уродцев из южных племен… Не объяснишь мне, почему вокруг них такая суета? Зачем понадобилось нести их сюда, тем более — лететь за ними лично, во главе войска? Если они нарушители границы — так почему их просто не убили на месте?
«А то сам не знаешь, зачем матери человечья кровь!» — подумала Ильма. Но тут ей пришло в голову — может, и не знает! Ведь у них на вечных льдах людей не водится. Должно быть, они жертвуют Калме кровь тюленей и медведей… Ильма представила, что будет, когда Ярьямейнен разузнает о роли человечьей крови в обрядах рода Ловьятар, и ее затошнило от страха.
— Дело в том, — вывернулась она, — что с этими бескрылыми южанами у матери личные счеты. Один из них убил моего брата Рауни. Наверно, мать хочет, чтобы они сполна расплатились муками за его смерть.
— Да зачем же эти безумцы тогда полезли в Похъёлу? — хохотнул Ярьямейнен. — Почему не сидят у себя на юге, под защитой своего клана?
— И об этом мать их тоже спросит, — сухо ответила Ильма.
Разговор начинал сердить ее. Какое дело этому чужаку до дел клана Ловьятар? Мама права — он здесь гость, причем засидевшийся, — так и пусть ведет себя как положено гостю и не лезет в то, что его не касается!
— Интересно было бы побеседовать с этими южанами, — промурлыкал себе под нос Ярьямейнен. — Узнать бы, на что они рассчитывали, открыто вторгаясь в чужие земли в таком ничтожной количестве!
— Может, что их примут как гостей? — с наигранным простодушием предположила Ильма. — Как тебя и твоих родичей?
Тун засмеялся. Когда он улыбался, его лицо превращалось в маску ужаса. Его треугольные кривые зубы были подобны акульим; когда рот закрывался, челюсти смыкались наглухо, словно створки капкана. Такие зубы за один раз перекусывают кости тюленя.
— Чтобы чужаков приняли как желанных гостей, — ответил Ярьямейнен, — их должны очень сильно бояться. Их — или того, что за ними. Лоухи явно считает, что здесь, на Туони, ей бояться нечего…
«На что это он намекает?» — возмутилась Ильма. Но вслух спросить не рискнула.
— Впрочем, хватит о пленниках Лоухи. В самом деле, какое мне до них дело? Ильманейтси, я позвал тебя сюда совсем не за этим.
Ильма отступила еще на шаг. Теперь, после откровенных расспросов и скрытых угроз северянина, ей не хотелось от него больше ничего — только чтобы он оставил ее в покое. И в то же время что-то держало ее тут надежнее стальных цепей…
— Я хочу поговорить с тобой о Луотоле. И о том, что сделало ее такой.
«Мать Калма, ну я и влипла», — с тоской подумала Ильма. Сейчас бы спорхнуть со скалы и камнем — вниз. Может, и не догонит…
— Что твоя мать там натворила? — без обиняков спросил тун, положив тяжелую руку ей на плечо.
— Спроси ее сам, — пролепетала Ильма. — Если она сочтет нужным ответить…
— Я уже спрашивал ее и предлагал ей помощь — между прочим, бескорыстную. Она посоветовала мне не лезть не в свои дела и проваливать из Туонелы. То есть она, конечно, ответила чуть вежливее, но смысл был именно такой.
— Какого же ответа ты ждешь от меня?
— Другого. Более внятного… и разумного. Ты ведь не дура, Ильма. Ты понимаешь, что на Туони вам эту зиму не пережить. И все пятнадцать кланов это понимают не хуже тебя. Или вы возвращаетесь на зиму в Луотолу, или погибаете.
— А тебе-то какое дело?!
Ильма попыталась решительно отпихнуть северянина, но это было все равно что попробовать отодвинуть скалу.
— Я предложил Лоухи выгодный союз. Для этого ей надо всего лишь честно рассказать, что она устроила в своем зимнем гнездовье. Что именно она получила от Калмы? Когда я это узнаю, мы вместе подумаем, можно ли еще что-то исправить. Я уверен, что можно.
— Почему? Даже не зная, что там стряслось…
— Потому что со мною милость Калмы.
Ярьямейнен положил руку себе на грудь. Ильма невольно проследила взглядом за его жестом. Что он имеет в виду?
— Смотри.
Он распахнул куртку из белого меха, и на его груди блеснуло что-то черное. Это был амулет на плетеном шнурке из рыбьих жил: зубастая челюсть касатки, искусно вырезанная из обсидиана.
— Он нерукотворный, — сказал тун, покачивая амулет на шнурке. — Это дар самой Матери Калмы. Как-то на одном из скалистых островков, которые во множестве рассеяны среди льдов Руйян-мери, пробудился вулкан. Несколько дней мы любовались извержением издалека, а потом, когда оно закончилось, мы прилетели на островок, чтобы рассмотреть вулкан поближе. Там, в самом жерле, среди еще теплого пепла и окаменевшей лавы, я нашел вот это.
Ильма, завороженно глядя на амулет, шагнула поближе, потянулась было потрогать, но опомнилась и отдернула руку.
— В самом деле, великий дар! — вырвалось у нее. — Вот бы мне такой!
— Когда я изучил его, то увидел, что он от рождения переполнен силой подземного огня. Эта сила была дикой, хаотической… я немного поработал над ним, и теперь амулет и я действуем как одно целое. Я словно бы обрел еще один глаз, способный распознать внешние, чужие силы, или рот, позволяющий поглощать их напрямую…
— Потрясающе! А что именно ты с ним делал?
— Сейчас ты это узнаешь.
В последний миг Ильма догадалась, что он имеет в виду, но было поздно. Ярьямейнен схватил ее за плечи и прижал к себе. У нее захватило дыхание, но тут она ощутила укол — обсидиановая челюсть впилась в ее незащищенное горло.
— Ну так как? Ты расскажешь мне, что твоя мать устроила в Луотоле?
Челюсть все глубже впивалась ей в кожу. Что-то теплое потекло между перьями. Кровь! «Амулет пьет мою кровь!» — поняла Ильма. В следующий миг ее посетила страшная догадка. Если туны клана Ловьятар пользуются кровью людей, чтобы пробуждать в себе магическую силу, — то чьей же кровью питаются туны клана Этелетар? Не кровью ли других тунов? Они приносят в жертву Калме… друг друга?!
А потом все ее мысли исчезли, сменились адскими видениями… Вот огненное чудовище, одержимое неутолимым голодом, вгрызается в ее душу, пожирая ее заживо. Все сгодится в пищу подземному пламени! Ильма попыталась сопротивляться, но осознала, что не может и не хочет этого делать. Нечто в ней наслаждалось собственной гибелью, и это чувство тоже, без сомнения, внушил ей амулет… Из последних сил Ильма вырвалась из плена видений и обычным зрением увидела Ярьямейнена: он стоял неподвижно, прижав ее к себе, и наблюдал. Если бы он впился зубами в ее шею, то одним махом откусил бы ей голову. Поэтому он осторожничал — ему хватало и того, что он получал через амулет. Ильма чувствовала, как с каждым мигом возрастает его колдовская мощь. Казалось, она в его руках — как малек, прозрачна насквозь…
