Наконец внизу показалось озеро. Ильмо, почти ослепший от крови, только понял, что нестерпимый блеск теперь исходит не только сверху, но и снизу. Туны всей стаей опустились к самой воде и неслись, едва не касаясь его сверкающей глади. Потом блеск погас, сменившись огромной густой тенью от утеса. Тень резко сменилась почти полной темнотой, когда два туна, тащивших Ильмо, резко взмыли вверх и влетели в пещеру. Там его бросили на каменный пол и улетели. Ильмо так и остался лежать на полу. Стены пещеры источали могильный холод, темнота казалась темнотой склепа. Ильмо из последних сил свернулся в клубок — и потерял сознание.
Когда он очнулся и протер глаза, то обнаружил: в пещере не так уж и темно. И вовсе это была не пещера, а, скорее, глубокая каменная ниша, которую наполнял приятный полумрак. Конечно, в ней царил адский холод, зато не было ни решеток, ни дверей! Попросту говоря, вообще не было четвертой стены! «А я-то думал, бросили в какой-нибудь каменный мешок!» — приободрившись, подумал Ильмо. Он осторожно пошевелил руками и ногами, попытался приподняться. Все тело болело, он почти не чувствовал пальцев на руках и ногах — но, слава богам, кажется, туны ничего ему не сломали. Руки и одежда побурели от засохшей крови. Ильмо коснулся головы и не удержался от болезненного стона. Похоже, Лоухи содрала ему железным крылом целый кусок кожи, и теперь он присох, да еще и криво, не на месте…
Наконец Ильмо с трудом поднялся на ноги и, опираясь на стену, пошел на свет. Короткий каменный коридор быстро вывел его к выходу. Ильмо глянул перед собой — и тут же отшатнулся, сраженный головокружением. Никаких ограждений его тюрьме и не требовалось — прямо перед ним отвесно вниз обрывалась скала. Высота была не меньше сотни локтей. Ильмо отполз от края подальше, преодолевая дурноту. Потом нашел в себе силы сесть.
Перед ним открывалась панорама Внутренней Похъёлы. Горизонт, опоясанный все теми же острыми, гребнистыми горами, — наверно, над ними его и тащили туны. Внизу блестело большое озеро. Блестело уже не так ярко, как вчера: бледно-голубое небо было затянуто легкими облачками, и на западе собиралась мутная мгла. «Опять будет снег… О боги! Каково тут в метель!» — Ильмо представил, как ветер врывается в нишу и выбрасывает его наружу, и его снова замутило.
В воздухе вдалеке носились туны. Множество крылатых тварей стрелами пролетали то туда, то сюда; висели, чуть покачиваясь, на восходящих потоках воздуха; резко падали к воде, выставив перед собой когтистые лапы, и снова взмывали вверх с рыбой в лапах — или без нее. «Туны клана Ловьятар осваивают озерную рыбную ловлю, — подумал Ильмо. — А толку-то? Все равно это озеро скоро замерзнет…»
Потом его внимание привлекли какие-то конические постройки на остром мысу у левого берега. Чтобы их разглядеть, пришлось подползти к краю и высунуться, преодолевая боязнь высоты. До мыса было далеко, но Ильмо мог бы поклясться: там стоят саамские зимние вежи, никак не меньше двух десятков. Неужели здесь живут люди? Между вежами бродили темные фигурки, но на таком расстоянии не удавалось разглядеть, люди это или туны.
Хотелось пить. Ильмо давно не ел, но есть не хотел — слишком тошнило после удара по голове. Полежав еще немного, он отполз от края, встал, вернулся в пещеру и принялся обследовать свою воздушную тюрьму. Она оказалась не слишком большой. Просто каменная ниша. И больше ничего. В дальнем углу — ворох какого-то слежавшегося сора. Перья, сухая трава… Даже одеяла нет.
«Ну и тюрьмы у Лоухи… Или это кто-то любезно уступил мне свое гнездо?»
Руки мерзли. Ильмо натянул на голову капюшон, засунул ладони поглубже в рукава, лег на ворох травы и перьев, свернулся клубком — и вскоре задремал.
Разбудили его шорох крыльев и металлическое лязганье. Ильмо открыл глаза, думая, что за ним снова явились стражники, — но перед ним была Ильма. Дочь Лоухи стояла неподвижно перед его ложем, спокойно ожидая, когда пленник проснется. Она выглядела царственно красивой. С серебряной диадемой на блестящих черных волосах, в ожерелье из неграненых аметистов, она казалась статуэткой из вулканического стекла, которые только в тени кажутся черными, а на свету полупрозрачны и играют радужными переливами. Впечатление портил только засаленный, туго набитый кожаный мешок в ее руках. Ильмо узнал его — это был его собственный мешок.
— Как-то мы с тобой однообразно встречаемся, — с усмешкой сказала она. — Всё время ты где-то заперт. Вот, держи свои вещи.
Ильмо протянул руку, принял мешок и тут же уронил его — Ильма едва успела его подхватить.
— Да у тебя руки как деревянные! — удивленно воскликнула она. — Ты настолько замерз? Сейчас же еще совсем тепло! Какие вы, люди, чахлые…
Порывшись в мешке, она вытащила флягу, принадлежавшую Аке.
— Выпей-ка вот этого зелья. Я его попробовала, и мне подумалось, что этот чудовищный яд варгов тебе поможет.
Ильмо издал слабый крик радости, взял фляжку покрепче двумя руками и глотнул «морозной настойки». Ему показалось, что в горло хлынул жидкий огонь! Рот обожгло так, что Ильмо аж задохнулся, а потом раскашлялся до слез.
Ильма довольно захихикала.
— Смотри-ка — в самом деле, действует! Ты порозовел!
— Да-а! Воистину яд! — прохрипел Ильмо. Но когда отдышался, то с удивлением ощутил, что вроде бы и впрямь согрелся. Кровь, безжалостно подстегнутая варгской отравой, с перепугу быстрее потекла по жилам. Ильмо осторожно сделал еще глоток и вдруг вспомнил про битву.
— А где сейчас сам Аке? И Ахти? И…
— Не бойся, не убиты. Оба схвачены и сидят в таких же гнездах, как ты. А тот предатель-саами, ученик моего покойного брата, — ну, ты сам видел, что он погиб еще в гнездовье Сюэтар. Он попал под удар ледяного хлыста — ни один тун после такого не выжил бы, не говоря о человеке. Впрочем, ему повезло. Мать потом очень жалела, что не смогла с ним побеседовать особо. Кстати, а когда вы потеряли своего мальчишку-раба? Отдали Карху за проход через его владения?
Последняя фраза девушки сказала Ильмо очень многое. И он не сразу ответил ей, собираясь с мыслями.
Итак, Йокахайнен был прав — за ними следили. С самого начала. Но внутри гор — уже нет. Должно быть, на владения Карху магическая слежка не распространялась. Туны не знают, что Карху в горах не было. На знают они и что люди освободили Асгерд. А главное, Ильма сказала — «двое!». Значит, кто-то один скрылся — скорее всего, именно Асгерд. Но как жалко Йо! Он ведь мог не ввязываться с битву с Лоухи! Неужели он не понимал, что найдет в ней только гибель? «Он и хотел погибнуть быстро, без мучений, — подумал Ильмо. — Недаром он так боялся идти в Похъёлу, все повторял, что туны не прощают предательства…»
Ильма неправильно истолковала его молчание.
— Не хочешь — не отвечай. Только ведь мать тебя все равно спросит. И уж ей ты выложишь всё, она церемониться не станет!
Неожиданно она переменила тон — заговорила сухо и по-деловому:
— Мать не будет держать тебя здесь долго. Только до тех пор, пока не подготовится к жертвоприношению.
