Куда идти? Что делать? Каменный коридор неожиданно окончился красивой стрельчатой аркой, а за ней — обрыв! Конечно, зачем тунам лестница?! Они вернулись обратно в зал, повернули в другой коридор и попали в зал поменьше. Поперек выхода валялось двое стражников-тунов, подергивая крыльями, — через этих они просто перескочили… И снова — обрыв! Аке разразился руганью. Неужели все было напрасно?!
Тут Ильмо кто-то подергал за рукав. Это был раб — саами. Он испуганно покосился на тунов, но — увидев, что они без памяти, потянул охотника за собой.
— Ты покажешь выход? — спросил Ильмо.
Саами не понимал ни по варгски, ни по карьяльски, но что-то тихо лопотал и настойчиво куда-то тащил его за рукав.
— Сейчас он нас заведет в ловушку! — заявил Аке. — Вот увидите!
Саами провел их коридором обратно, свернул в другой, более узкий, потом втиснулся боком в какую-то щель, куда Аке едва пролез. Протиснувшись через узкий лаз, они оказалась на неогражденной площадке, нависающей над водой. До воды было локтей двадцать. Можно и спрыгнуть — да только вода, наверно, ледяная… На другой стороне виднелось маленькое, грязное стойбище, где жили рабы, обслуживавшие скальный замок Туони. А к нему вели хлипкие мостки — даже не мостки, а просто веревки, на которые сверху положили плетеные дорожки из сухого озерного тростника и протянули сверху еще пару веревок — держаться.
— Это что же, нам придется лезть по этой паутине? — возмутился Аке.
— Хочешь — прыгай и перебирайся вплавь, — огрызнулся Ильмо. — Хоть бы спасибо сказал!
— Кому — саамским рабам?
— Эти саами не обязаны тебе помогать! Наоборот, они сильно рискуют…
Аке даже не покраснел. Только буркнул:
— Как знать, не нарочно ли они нас сюда завели? Они-то коротышки, а вот выдержат ли меня эти веревки…
— У тебя есть выбор? Лучше присмотрись, как они это делают….
Саами уже полз вперед по мосткам, раскорячившись, как клоп. Ильмо шагнул за ним.
Веревочная переправа так и ходила ходуном. Висячий мост трясся и пугающе скрипел, солома неожиданно проседала под ногами. Ильмо старался, как и саами, ставить ноги ближе к канатам — соломенные плетенки не вызывали никакого доверия. На середине налетел ветер и так качнул мост, что Ильмо едва не сорвался. Наконец он дополз до дальнего берега и с облегчением спрыгнул на землю. Мост качнулся, по канатам пробежала дрожь, а издалека прилетел негодующий вопль Ахти…
Когда до берега добрался Аке, сыпля проклятиями, их уже поджидала небольшая толпа. Первый саами, жестикулируя, объяснял беглецам, что им надо скорее уходить, пока туны не очнулись.
— Надо идти к морю! — воскликнул Аке. — Где тут море? В какой стороне? Море, понимаете?
— Луотола! — вспомнил Ильмо.
Саами закивали. Множество рук указало на юг, где сходились два невысоких скалистых хребта.
— Я знаю, где Луотола, — раздался вдруг позади них женский голос.
— Ильма?! А ты что здесь делаешь?
— Иду с вами, — спокойно сказала она. — Рабы говорят, что, если идти вдоль этого ущелья, до Луотолы два дня пути.
— Всего два дня? — удивился Ильмо. — Через горы, по снегу? Может, два дня — это для тунов?
Ильма что-то сказала ближайшему саами — и им принесли четыре пары лыж.
— Это нам поможет? — спросила Ильма.
— Конечно! На лыжах, налегке, мы полетим — не хуже тунов!
Глава 25
Два оборотня
Заколдованное болото, что едва не остановило поход Ильмо в самом начале, Карху и Айникки обошли, даже не заметив. Укрытое снегом, оно ничем не отличалось от десятков озер, которые они миновали за время пути. Только Айникки в ту ночь снилось нечто смутное, тревожное — то ли звал ее кто-то, то ли просто смотрел печальным взглядом… Проснулась она на рассвете и долго думала об Ильмо. О том, что он здесь тоже, наверно, проходил… Как он там, в Похъёле?
Но чаще Айникки думала о том ужасном медведе, что подкрался к ней в овраге, а потом куда-то сгинул. Все сильнее она убеждалась, что тот медведь мог быть только хийси, злым духом. Айникки слыхала, что в землях саами водятся огромные белые медведи, живущие прямо на Вечном Льду, и даже разок видала их шкуры на торгу — но откуда такому медведю взяться в карьяльских лесах? И разве бывают медведи, способные колдовать? И зачем бы медведю бросаться на богиню?
Доверие ее к Карху совсем растаяло, а страх поселился в сердце окончательно и уже не проходил. Особенно после их разговора на границе Похъёлы… Иногда Айникки даже задумывалась, а не заодно ли ее чародей с тем демоном-медведем, но гнала эту мысль, как слишком ужасную. Кроме того, ее утешало, что Карху, узнав о ее беременности, больше никаких вопросов не задавал, только стал еще заботливей, чем раньше. И еще чаще о чем-то задумывался.
Дорога понемногу забирала вверх. «Тучи» на горизонте в самом деле оказались огромными, невероятными горами. Айникки изумлялась — что заставило землю встать дыбом до самого неба? И чем ближе они подходили, тем выше и круче становились горы. И совсем уж сказочно выглядели два остроконечных пика — Правый и Левый Клыки, — уходящие в небеса выше облаков.
Однажды вечером на привале, когда они поели, и Айникки собралась спать, Карху неожиданно завел странный разговор.
— Чем отличается бог от не-бога? — спросил он, как всегда глядя куда-то вдаль, так что было непонятно, обращается ли он к попутчице или рассуждает сам с собой.
— Ну… — Айникки возвела глаза к темнеющему небу. — Боги — они могущественны. Они повелевают миром…
— Не так. Могущественны — но не всемогущи. Повелевают — не миром, а той частью, которая отдана им во владение.
— Кем отдана? — ляпнула Айникки.
Карху явственно оживился:
— А-а-а, вот в самом деле интересный вопрос! Кто даровал, к примеру, Тапио власть над лесами?
Айникки поежилась. Карху заговорил о том, что ей раньше даже в голову не приходило. И что вообще-то людям знать не положено. Разве что жрецам. Интересная беседа — но не отдает ли она кощунством?
— Этого никто не знает, — ответила она уклончиво. — Тапио… он был всегда.
Еще подумала и добавила:
— Наверно, как появились на земле леса, так вместе с ними народился и он.
— Не так глупо, — одобрительно сказал Карху. — Люди о богах рассуждать не могут, ибо божество есть нечто недоступное их человеческому разумению. Так же как не может дождевой червь или мотылек-однодневка понять, что есть человек. Он способен соприкоснуться с высшим лишь в тот миг, когда этот высший его прихлопнет или разрубит пополам лопатой. Век бога и век человека несопоставимы. Время богов течет по-иному, да, подозреваю, и законы мира для них совсем иные, нежели для нас… И все же вернемся к моему вопросу. Могущество и власть не являются сами по себе признаками божества. Это лишь следствия… чего?
