– Я надеюсь, кузен, что это тебе удастся, – только и смогла сказать Моргейна. – Я буду молиться за тебя.
– Молиться кому? – спросил Ланселет – и ушел. А Моргейна осталась, взволнованная до глубины души.
Было довольно рано – еще не пробило полночь. В церкви теплился огонек – там бодрствовали Гарет и Ланселет. Моргейна опустила голову, вспоминая ту ночь, которую она сама проводила в бдении – и рука ее машинально потянулась к серповидному ножу, которого она не носила вот уж много лет.
«И я сама отвергла его. Мне ли после этого говорить об осквернении таинств?»
Внезапно воздух перед Моргейной взволновался, взвихрился, как в водовороте, и Моргейна едва-едва удержалась на ногах: перед нею в лунном сиянии стояла Вивиана.
Она стала старше и похудела. Глаза ее были, словно пылающие угли под безукоризненно ровными бровями, а волосы сделались почти полностью седыми. Казалось, она смотрит на Моргейну с печалью и нежностью.
– Матушка… – запинаясь, произнесла Моргейна, сама не зная, к кому обращается – к Вивиане или к Богине. А затем образ заколыхался, и Моргейна поняла, что Вивианы здесь нет – всего лишь Послание.
– Зачем ты пришла? Что тебе от меня нужно? – прошептала Моргейна, опустившись на колени. В дуновении ночного воздуха ей почудился шелест платья Вивианы. Чело Вивианы венчал венок из ветвей ивы – словно корона владычицы волшебной страны. Видение протянуло руку к Моргейне, и Моргейна почувствовала, как на лбу ее вспыхнул истаявший полумесяц.
Через двор прошагал ночной стражник; на миг мелькнул свет фонаря. Моргейна стояла на коленях, глядя в никуда. Потом она поспешно вскочила на ноги, прежде чем стражник успел ее заметить.
Внезапно ей совершенно расхотелось делить постель с Кевином. Он будет ждать ее, но если она так и не появится, Кевину даже в голову не придет ее упрекнуть. Моргейна тихо пробралась по коридору в комнату, где она проживала вместе с незамужними дамами Гвенвифар, и легла в кровать, которую она делила с юной Элейной.
«Я думала, что Зрение навеки покинуло меня. И все же Вивиана пришла ко мне и протянула мне руку. Значит ли это, что Авалон нуждается во мне? Или это всего лишь означает, что я, как и Ланселет, схожу с ума?»
Глава 3
Когда Моргейна проснулась, весь замок уже гудел от праздничного шума и суматохи. Пятидесятница. Над крепостным двором реяли знамена, через ворота в обе стороны тек поток людей, маршалы распределяли участников турнира. Весь Камелот и склоны холма покрылись шатрами, словно диковинными прекрасными цветами.
Момент был неподходящим для снов и видений. Гвенвифар прислала за Моргейной, чтобы та помогла ей с прической – никто во всем Камелоте не был столь искусен в этом деле, как она, а Моргейна обещала королеве, что сегодня утром заплетет ей волосы в особые косы из четырех прядей – так обычно она сама заплеталась по большим праздникам. Расчесывая чудесные шелковистые волосы Гвенвифар, Моргейна искоса взглянула на кровать, с которой только что поднялась ее невестка. Артур уже оделся при помощи слуг и ушел.
"Они делили эту постель, – подумала Моргейна, – все трое: Ланселет, Гвенвифар и Артур". Нет, это не было чем-то совсем уж неслыханным; она помнила нечто подобное в волшебной стране, только воспоминания эти были смутными. Ланселет страдал, а как ко всему этому относился Артур, Моргейна понятия не имела. Проворно заплетая волосы Гвенвифар, она подумала – а какие чувства испытывает ее невестка? И внезапно Моргейну захлестнули эротические видения, воспоминания о том дне на Драконьем острове, когда Артур, проснувшись, обнял ее и привлек к себе, и о той ночи, когда она лежала в объятиях Ланселета.
– Ты слишком туго заплетаешь, – пожаловалась Гвенвифар.
– Извини, – холодно отозвалась Моргейна и заставила себя расслабить руки.
Артур был тогда совсем еще мальчишкой, а она была юной девушкой. Ланселет… отдал ли он Гвенвифар то, в чем отказал ей, или королева удовольствовалась теми наивными ласками? Как Моргейна ни старалась, она не могла отделаться от терзающих ее ненавистных видений. И все же она продолжала спокойно заплетать косы Гвенвифар. Лицо ее превратилось в маску.
– Теперь это надо закрепить – подай-ка мне серебряную шпильку, – сказала Моргейна, завязывая косы. Обрадованная Гвенвифар принялась рассматривать себя в бронзовом зеркале, одном из своих сокровищ.
– Как замечательно получилось! Спасибо тебе большое, милая сестра, – сказала королева и, повернувшись, порывисто обняла Моргейну. Моргейна оцепенела.
– Не стоит благодарности. На другом это легче делать, чем на себе, – отозвалась она. – Погоди-ка, эта шпилька соскальзывает, – и Моргейна закрепила ее по новой.
Гвенвифар сияла – она была так красива! – и Моргейна обняла ее, на миг прижавшись щекой к щеке королевы. На мгновение ей почудилось, что достаточно лишь прикоснуться к этой красоте, и часть очарования Гвенвифар перейдет к ней. Затем ей вспомнилась исповедь Ланселета, и Моргейна подумала: «Я ничем не лучше его. Я тоже таю в душе странные, извращенные желания – мне ли над кем-то насмехаться?»
Она завидовала королеве – та, радостно смеясь, велела Элейне открыть сундуки и подыскать пару кубков в награду победителям состязаний. Гвенвифар была простой и открытой, и ее никогда не терзали темные мысли; горести королевы были простыми и незатейливыми, как у обычной женщины: она опасалась за жизнь и здоровье мужа и страдала из-за своей бездетности, – несмотря на действие талисмана, никаких признаков беременности так и не было видно. «Раз уж один мужчина никак не может сделать ей ребенка, то, похоже, это и двоим не под силу», – промелькнула у Моргейны злая мысль.
– Не пора ли нам спуститься вниз? – улыбаясь, спросила Гвенвифар. – Я еще не поприветствовала гостей. Приехал король Уриенс из Северного Уэльса, и с ним его взрослый сын. Не хочешь ли стать королевой Уэльса, Моргейна? Я слыхала, что Уриенс хочет попросить у короля жену из числа его придворных…
Моргейна рассмеялась.
– Думаешь, я буду подходящей королевой для него – потому, что вряд ли подарю ему сына, который стал бы оспаривать право Авалона на трон?
– Это верно, ты уже старовата для того, чтобы носить первого ребенка, – сказала Гвенвифар. – Но я все еще надеюсь, что смогу подарить моему лорду и королю наследника.
Королева не знала, что у Моргейны есть ребенок – и никогда не должна об этом узнать.
И все же это причиняло Моргейне боль.
"Артур должен знать, что у него есть сын. Он винит себя в том, что не может дать Гвенвифар ребенка – – он должен знать о сыне, ради его душевного спокойствия. И если окажется, что Гвенвифар так никогда и не родит, тогда, по крайней мере, у короля будет сын. А то, что он рожден от сестры короля, людям знать не обязательно. Кроме того, в жилах Гвидиона течет королевская кровь Авалона. И он уже достаточно взрослый, чтобы его можно было отправить на Авалон и сделать из него друида. Мне давно уже следовало съездить и взглянуть на него…"
