Но следующая фраза Кевина заставила меня в ужасе отшатнуться.
– Вивиана была стара, – сказал он, – и жила на Авалоне, отгороженном от реального мира. Мне же довелось жить рядом с Артуром, в мире, где выигрывались сражения и принимались реальные решения. Моргейна, бесценная моя, послушай. Слишком поздно требовать, чтобы Артур сдержал свою клятву Авалону именно в той форме, в какой он ее давал. Время не стоит на месте; звон церковных колоколов теперь плывет надо всей этой землей, и людей это устраивает. И кто мы такие, чтобы утверждать, что в этом нет воли богов? Любимая моя, хотим мы того или нет, но это христианская страна, и мы, почитая память Вивианы, лишь окажем ей дурную услугу, если дадим всем знать, что она явилась сюда, дабы предъявить королю невыполнимые требования.
– Невыполнимые требования? – Я отдернула руки. – Да как ты смеешь!
– Моргейна, выслушай…
– Я не желаю слушать объяснений предательству! Если бы тебя слышал Талиесин…
– Я говорю лишь то, что слышал от самого Талиесина, – мягко сказал Кевин. – Вивиана не дожила до того, чтобы погубить дело всей своей жизни – она ведь стремилась создать страну, где будет царить мир. И какая разница, христианской будет эта страна или друидской? Воля Богини исполнится, какими бы именами ни величали ее люди. Кто тебе сказал, что это не было волей Богини, – чтобы Вивиана получила этот удар прежде, чем успела снова ввергнуть в смуту землю, на которой наконец-то воцарился мир? Говорю тебе, нельзя снова ввергать страну в раздоры. Если бы Вивиана не погибла от руки Балина, я сам высказался бы против ее требования – и думаю, что Талиесин поступил бы так же.
– Как ты смеешь говорить за Талиесина!
– Талиесин сам назначил меня Мерлином Британии, – сказал Кевин, – и тем самым дал мне право действовать от его имени в тех случаях, когда он не может высказаться сам.
– Еще немного, и ты заявишь, что стал христианином! Тебе недостает лишь четок да распятия!
– Моргейна, неужели ты и вправду думаешь, что от этого что-то изменилось бы? – спросил он с такой нежностью, что я едва не разрыдалась.
Я упала на колени перед ним – как год назад – и прижала к груди его изуродованную руку.
– Кевин, я любила тебя. Ради этой любви молю тебя – будь верен Авалону и памяти Вивианы! Пойдем со мной – сегодня, сейчас. Не допусти этого издевательства. Проводи меня на Авалон, чтобы Владычица Озера могла покоиться рядом с остальными жрицами Богини…
Он склонился надо мной, и прикосновение его изломанных рук было нежным до боли.
– Моргейна, я не могу. Бесценная моя, неужто ты не можешь успокоиться, прислушаться к голосу рассудка и понять, что ведет меня?
Я встала, вырвавшись из его непрочных объятий, и вскинула руки, призывая могущество Богини. Я слышала, как мой голос исполнился силой жрицы.
– Кевин! Именем той, что пришла к тебе сюда, именем мужественности, которую она дала тебе, я призываю тебя к повиновению! Ты обязан верностью не Артуру и не Британии, но одной лишь Богине и своим обетам! Покинь же это место! Иди со мной на Авалон и помоги унести ее тело!
В полумраке я видела, что меня окружает сияние Богини. Коленопреклоненный Кевин содрогнулся. Я поняла: еще мгновение, и он подчинится. А потом… я не знаю, что произошло потом; возможно, что-то спуталось у меня в сознании. Нет, я недостойна, я не имею права… Я покинула Авалон, я отвергла его – так по какому же праву я приказываю Мерлину Британии? Чары развеялись; Кевин дернулся и неловко поднялся.
– Женщина, ты не можешь мной командовать! Ты, отрекшаяся от Авалона, как ты смеешь приказывать Мерлину Британии? Скорее это тебе надлежит стоять передо мною на коленях!
Он с силой оттолкнул меня.
– Оставь свои уговоры!
Он развернулся и захромал прочь; его размытая тень металась по стене. Я смотрела ему вслед. Потрясение было так велико, что я не могла даже плакать.
Четыре дня спустя Вивиану похоронили по церковному обряду, в Гластонбери, на Священном острове. Но я туда не поехала.
Я поклялась, что ноги моей не будет на Острове священников.
Артур искренне горевал по Вивиане; он построил для нее гробницу, и установил памятный знак, и поклялся, что они с Гвенвифар упокоятся рядом с Вивианой, когда придет их час.
Балину же архиепископ Патриций во искупление злодеяния велел совершить паломничество в Рим и в Святую землю. Но прежде, чем тот успел отправиться в изгнание, Балан узнал от Ланселета о случившемся и разыскал Балина. Приемные братья сошлись в бою, и Балин был убит одним ударом; но и Балан был тяжко ранен и пережил брата всего лишь на день. Вивиана была отомщена – так говорилось впоследствии в песнях; но что толку в той мести, если Вивиану оставили лежать в христианской гробнице?
А я… я даже не знала, кого они избрали Владычицей Озера вместо Вивианы – я ведь не могла вернуться на Авалон.
… я была недостойна Ланселета, я была недостойна даже Кевина… я не смогла уговорить его выполнить свой истинный долг перед Авалоном…
… мне следовало тогда пойти к Талиесину и упросить его – пусть даже мне пришлось бы встать перед ним на колени – отвезти меня обратно на Авалон, чтобы я могла искупить свою вину и снова вернуться в обитель Богини…
Но прежде, чем окончилось лето, Талиесин ушел вслед за Вивианой; мне кажется, он так и не осознал, что Вивиана умерла. Даже после похорон он говорил о ней так, словно она вот-вот приедет и увезет его на Авалон. И еще он говорил о моей матери – так, словно она была жива, и жила в Доме дев, и все еще была маленькой девочкой. И в конце лета он мирно скончался и был похоронен в Камелоте, и даже епископ скорбел о нем как о человеке мудром и ученом.
А зимой до нас дошла весть о том, что Мелеагрант объявил себя королем Летней страны. Но весной Артур уехал по делам на юг, а Ланселет отправился проверить, как обстоят дела в королевском замке в Каэрлеоне – вот тогда-то Мелеагрант и прислал посланца под белым флагом. Он просил, чтобы сестра его Гвенвифар приехала и обсудила с ним, что же делать со страной, на которую оба они имели право.
Глава 4
– Я чувствовал бы себя спокойнее, и думаю, что лорд мой король тоже предпочел бы, чтобы Ланселет был здесь и мог сопровождать тебя, – рассудительно произнес сэр Кэй. – На Пятидесятницу этот тип обнажил оружие в этом самом зале, в присутствии короля, и не пожелал дожидаться королевского правосудия. Брат он тебе или не брат, но мне не нравится, что ты собираешься взять с собой лишь одну из своих дам и дворецкого.
– Он мне не брат, – отозвалась Гвенвифар. – Его мать одно время была любовницей моего отца, но отец отослал ее прочь после того, как застал ее с другим мужчиной. Она заявляла, что отец ее ребенка – Леодегранс, и, возможно, сказала то же самое сыну. Но король никогда этого не признавал. Если бы Мелеагрант был человеком достойным, он, возможно, мог бы стать моим наместником – с таким же успехом, как любой другой рыцарь. Но я не позволю ему наживаться на подобной лжи.
