– Не могли бы вы объяснить свою позицию? – мягко попросил он.
Профессор пожал плечами:
– Пожалуйста. Первой погибла Ольга Орлова. Мы нашли ее висящей на дубе, и это было очень похоже на самоубийство.
– Голая, на высоте трех метров? – вскинула выщипанные брови Сухова. – По-вашему, так выглядят самоубийцы?
– За свои сорок два года я видел в жизни и не такое, – спокойно парировал Мезенцев. – Вторым погиб Волин… – Произнося имя «производственника», профессор невольно коснулся пальцами повязки на голове. – Ему размозжили голову тесаком.
– И это тоже «очень похоже на самоубийство», – едко проговорила Виктория Петровна.
Мезенцев покачал забинтованной головой:
– Нет. Это было не самоубийство. Но Арвид Пельш погиб на наших глазах. Безусловно, произошел несчастный случай. Что мы имеем? Одно самоубийство, одно убийство и один несчастный случай. Все говорит о том, что никакого серийного маньяка в здании нет. А с Волиным мог поквитаться любой из нас. И даже я.
Вице-мэр с изумлением воззрился на профессора.
– Мы должны воспринимать ваши слова как признание? – едко поинтересовался он.
Мезенцев снова покачал головой:
– Ни в коем случае. Я просто показал вам схему всего происшедшего. С точки зрения элементарной логики, мы не должны бояться присутствия маньяка. Полагаю, что целью убийцы был только Волин. А значит, ни одному из нас ничего не угрожает. Если, конечно, мы не будет совать головы в петли и бегать в пьяном виде по крышам.
Виктория Петровна усмехнулась:
– Как ловко вы разложили все по полочкам.
– Вы хотите оспорить мои утверждения? – невозмутимо осведомился Мезенцев.
Сухова дернула плечом:
– Напротив. Меня они успокаивают. Слушая вас, я впервые за последние несколько часов вздохнула с облегчением. Значит, все три смерти никак не связаны? Отлично! Если вы не против, я отправлюсь к себе в номер. Счастливо оставаться!
Виктория Петровна поднялась с дивана и повернулась, чтобы идти.
– Это не так! – громко произнесла Ирина.
Сухова вздрогнула и недоуменно посмотрела на нее.
– Что?
– Профессор не прав, – сказала Ирина. – Все три смерти связаны. И боюсь, что за ними последует четвертая.
16
– Потрудитесь объясниться, – сухо проговорил вице-мэр, сжимая бледные губы и строго глядя на Ирину.
Та достала из рюкзака альбом и протянула его Мезенцеву.
– Вот, взгляните. Вам будет интересно.
– Что там? – с любопытством спросила Сухова.
– Подойдите и посмотрите.
Сухова и вице-мэр вскочили со своих мест и подошли к креслу профессора.
– Какая мерзость! – выдохнула Виктория Петровна, заглянув в альбом. Перевела на Ирину блестящие от ярости глаза и гневно спросила: – Зачем вы это нарисовали?
– Ирина не имеет к рисункам никакого отношения, – возразил профессор Мезенцев, разглядывая вторую страницу. – Альбом очень старый, рисунки были сделаны давно.
– Как «давно»? – не поверила своим ушам Виктория Петровна. – Что значит «давно»?
– Лет семнадцать назад, – с сухой усмешкой ответил ей Максим.
Виктория Петровна перевела на него удивленный взгляд.
– Семнадцать лет? – Она снова опустила глаза на альбомный лист. – Что-то я не понимаю. Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит?
– Это значит, что я был не прав, – признал свою ошибку профессор Мезенцев. – Выходит, все три убийства спланированы заранее.
– Три уби… – Сухова тряхнула головой. – Подождите… Но ведь продюсер рухнул с крыши у нас на глазах!
– И напоролся на железные прутья. – Голос профессора стал мрачным. – Взгляните на картинку…
Сухова хотела что-то сказать, но тут вице-мэр издал горлом сдавленный звук и тихо воскликнул:
– О боже! – Сглотнув слюну, он посмотрел на Тимура Маратовича: – Господин тьютор, а вы-то почему молчите?
Тот пожал плечами:
– Я не знаю, что сказать. Похоже, тут какая-то мистика, а я совсем не разбираюсь в подобных вещах. Скажу лишь, что меня все это немного пугает.
– Немного? – взвилась Виктория Петровна. – Только «немного»? У нас в холодильнике три трупа! По-вашему, это немного?
– Простите, я не так выразился. Я не хотел…
Профессор Мезенцев, не участвуя в перепалке, достал из кармана своего замшевого пиджака крошечный пластиковый пузырек с каким-то лекарством, свинтил крышку и принялся осторожно капать на края листа.
– Что вы делаете? – спросила Ирина.
– Пытаюсь отклеить листы, – пояснил профессор.
– Поливая их каплями для глаз?
– Капли вполне годятся. В их состав входит артамерол. Им пользуются реставраторы, когда приводят в порядок антикварные книги.
Ирина посмотрела на политый каплями альбомный лист с сомнением.
– Вы его порвете…
– Возможно, – согласился Мезенцев. – Но это единственный способ узнать, что нарисовано на следующей странице.
Он осторожно поддел влажный листок ногтем. Бумага, пропитанная глазными каплями профессора, размокла и поддалась. Мезенцев обхватил край листа подушечками пальцев и с величайшей осторожностью перевернул страницу.
– Боже! – выдохнула Виктория Петровна, глядя на четвертый рисунок. – Что это?
– Человек, – мрачно ответил Мезенцев.
– А что у него с головой?
Профессор облизнул пересохшие губы и сказал:
– Полагаю, у него свернута шея.
Он поднес альбом к глазам и внимательно всмотрелся в рисунок.
– Что вы пытаетесь высмотреть? – раздраженно выпалил вице-мэр.
– Хочу понять, кто здесь изображен, женщина или мужчина.
Вице-мэр усмехнулся:
– Вряд ли вам это удастся. Вы содрали с рисунка почти весь красочный слой. Господин Мезенцев, ваш метод оказался не слишком хорошим.
Мезенцев пожал плечами:
– Да, но другого у нас не было.
Спустя минуту, когда все присутствующие вдоволь насмотрелись на рисунок, изображающий лежащего на полу человека со свернутой головой, профессор Мезенцев погладил пальцами повязку на голове и сказал:
– Итак, мы знаем, что одному из нас свернут шею, но не знаем, кому именно.
– Мы не знаем способа, – изрек, отирая платком пухлое лицо, вице-мэр.
– Что?
– Способа, которым одному из нас свернут шею, мы ведь не знаем.
