– Мне нужна моя работа. Неужели не понятно?
Шеф усмехнулся и мотнул головой:
– Это невозможно. Вы уже уволены.
– Чушь! – дернула щекой Виктория Петровна. – Вы оставите меня в моей должности. Кроме того, вы удвоите мне оклад.
Шеф откинулся на спинку кресла и посмотрел на Сухову удивленно-насмешливо.
– Забавно… – пробурчал он. – Все?
Виктория Петровна покачала головой:
– Нет. Алла Пахомова больше не будет здесь работать.
– Так-так. – Глаза шефа еще больше похолодели. – Ваши слова похожи на ультиматум.
– Это и есть ультиматум!
По губам шефа скользнула усмешка.
– Ну, допустим. И что же будет, если я не соглашусь на ваши условия?
Сухова достала из папки, которую держала в руках, пачку распечатанных бумаг и положила на стол.
– Что такое? – вскинул брови шеф.
– Посмотрите, и увидите сами.
Он протянул руку, взял листы и поднес их к глазам. По мере чтения его упитанное породистое лицо все больше вытягивалось. Наконец мужчина поднял сверкающий взгляд на Сухову и пробормотал побелевшими от ярости губами:
– Ах ты…
– Я бы никогда не стала обнародовать собранную мной информацию, – перебила его Виктория Петровна. – Она была всего лишь моей страховкой. Мне жаль, что пришлось ею воспользоваться.
– Так… – Шеф холодно прищурился. – Вы хоть понимаете, что полетит не только моя голова?
Виктория Петровна кивнула:
– Вполне.
– А понимаете, что если эта информация всплывет, вам тоже не избежать расплаты?
– Понимаю. Но я готова рискнуть.
Несколько секунд шеф с изумлением разглядывал лицо Суховой, словно увидел впервые, затем негромко проговорил:
– Да вы просто чудовище.
– Возможно, – согласилась Виктория Петровна. – Но именно вы сделали меня такой. Итак, что вы решили?
Шеф вздохнул:
– Хорошо. Вы получите свою работу обратно.
Виктория Петровна улыбнулась:
– Рада, что мы друг друга поняли, Илья Константинович. Я могу идти?
– Идите.
Шагая по коридору, Виктория Петровна испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, она ликовала – ей удалось вернуть себе работу. Кроме того, шеф принял все ее условия. Победа? Конечно. Но, с другой стороны, теперь шеф знает про компромат, который она собирала долгие годы. И отношения их, безусловно, теперь не улучшатся. Впрочем, не стоит об этом думать. Жизнь сама расставит все по своим местам.
Вернувшись в кабинет, Сухова взглянула на молодую помощницу и презрительно проговорила:
– Собирай вещи, дрянь. И чтобы через десять минут духу твоего здесь не было.
Лицо Аллочки – смазливое, ярко размалеванное – вытянулось от изумления.
– Что случилось? – дрогнувшим голосом спросила красотка.
Виктория Петровна усмехнулась:
– Ты не только тупая, но и глухая? Хорошо, повторю по слогам – ты у-во-ле-на. И это еще не все. Я позабочусь о том, чтобы ни одно уважающее себя издательство не приняло тебя на работу.
Лицо Аллочки дернулось, а затем медленно побледнело, будто выцвело под ненавидящим взглядом Виктории Петровны. Она облизнула губы и хрипло осведомилась:
– Не слишком ли много вы на себя берете?
– Ты считаешь, что много? – Сухова улыбнулась. – Хорошо.
Виктория Петровна протянула руку к телефону, стоявшему на столе, сняла трубку и набрала номер шефа.
– Алло, Илья Константинович… Я сейчас беседую со своей заместительницей… Я приняла решение уволить ее с «волчьим билетом»… Но, может, вы сами ей все скажете?
Сухова отняла трубку от уха и протянула Аллочке. Та взяла ее дрожащей рукой, облизнула губы и пробормотала:
– Илья Константинович, это я…
Несколько секунд Аллочка молча слушала, затем положила трубку на рычаг, бросила на Сухову ненавидящий взгляд и процедила сквозь зубы:
– Гадина.
Виктория Петровна снисходительно улыбнулась:
– Я понимаю твои чувства, деточка. Но, откровенно говоря, мне на них плевать. Не забудь сдать пропуск и электронный ключ. Иначе я натравлю на тебя службу охраны.
4
– Ира! Ира, что с тобой?
Туман перед глазами рассеялся. Ирина взглянула на мертвое тело Суховой, накрытое шторой, перевела взгляд на Максима и пробормотала:
– Голова немного… закружилась.
– Теперь ты в порядке?
– Да.
– Нам пора идти.
Ирина кивнула:
– Да. Конечно. Мне самой не терпится убраться отсюда.
Они двинулись к двери, но не успели пройти трех шагов, как дверь вдруг с грохотом захлопнулась. Максим выпустил пальцы Ирины, подскочил к выходу, надавил на металлический рычаг и толкнул дверь. Та не поддалась.
– Что еще за фокусы? – крикнул Максим. – Эй!
Толкнул сильнее, но безрезультатно.
Ирина растерянно смотрела на него, не в силах поверить в то, что дверь действительно закрыта.
– Максим, нас что, заперли?
– Похоже на то, – процедил актер сквозь зубы.
Ирина подскочила к двери и забарабанила по холодному металлу кулаками:
– Откройте! Хант, сейчас не время для шуток! Немедленно откройте дверь!
С той стороны никто не откликнулся.
Ирина обессиленно опустила руки, повернулась к Максиму и взглянула на него расширившимися от ужаса глазами.
– Что же ты стоишь? – упавшим голосом проговорила она. – Сделай что-нибудь!
– Что? – сухо обронил Максим.
Он стоял в шаге от Ирины, сунув руки в карманы брюк и глядя на нее исподлобья.
– Я… не знаю, – пожала плечами Ирина.
Максим отошел от двери и сел на железную полку, стараясь не смотреть на три завернутых в ткань тела. Он вдруг вспомнил свои съемки в фильме «Вечная мерзлота», который так и не был доснят.
По роли Максим должен был замерзнуть в машине. Консультант, подвыпивший врач местной больницы, объяснял: «Ты умрешь от гипотермии. При переохлаждении человек сначала чувствует легкое онемение рук и ног из-за того, что кровь уходит из них внутрь тела, чтобы обогреть жизненно важные органы. Потом пульс и дыхание замедляются, вызвав кислородное голодание мозга. Начинаются галлюцинации и бред. А потом сердцебиение и дыхание прекратятся…»
Максим взглянул на Ирину, которая стояла у двери, рассеянно глядя на электронный замок. Что он может сделать, чтобы спасти ее?
