Но вот меч перестал свистеть, и настал мой черед взять его в руки. И для начала надо было еще научиться правильно брать его! Надо было знать, как положить пальцы на рукоять и на каком расстоянии держать его от тела, и как сгибать локоть, и как связывать движения меча с движениями корпуса, или, скорее наоборот: движения меча должны быть противоположны движениям тела, создавая таким образом противовес, позволяющий постоянно сохранять равновесие.
— Как маятник! Как маятник! — кричал Оуен. — Ну-ка, направо! — Я кое-как уклонялся от его ударов. — Уходи! — Я согнулся едва не в три погибели — Уклоняясь, ты должен метаться как заяц, а когда нападаешь — бросаться как волк!
Позже, когда мы отдыхали, он пояснил:
— Маятник — это движение, которое я подметил у волков, Энгус…
К концу первого занятия мы оба выпили воды столько, сколько могли бы выпить две лошади, хотя я помнил, что мне надо вести себя как верблюд. После этого Оуен объяснил мне, как он научился так мастерски владеть оружием.
— Я наблюдал, как волк преследует свою жертву, и заметил, что когда он делает резкие или неожиданные повороты, то хвост его направляется в сторону, противоположную повороту или броску, и таким образом служит как бы противовесом для удержания наилучшего равновесия. Тогда я стал применять подобный метод в своих упражнениях, и это было для меня подлинным открытием, а для моих противников — кошмаром. Я утроил точность ударов и, отводя тело в сторону, противоположную замаху длинного меча, добился того, что точность удара возросла ровно настолько, насколько возросли его скорость и сила. Да, равновесие в бою — один из важнейших элементов, и, к сожалению, я видел, как немало отличных воинов легло в битвах именно потому, что им не удалось в какой-то момент удержать равновесия. А в паре с твоим натренированным центром, о, ты еще увидишь, как все это работает в деле, Энгус!
И это действительно оказалось удивительным открытием. Оно работало мощно, и уже через месяц упорных занятий я вдруг почувствовал, что меч, который всегда был чужд мне, вдруг стал не просто прекрасным оружием, но частью моего тела.
А дни все шли и шли, пока наконец не настал день, в который мы получили столь долгожданные вести. Норманны пришли в залив Мердина. В первый момент я ощутил даже замешательство и смущение и почувствовал себя предателем, ибо мне предстояло сразиться с народом, чья кровь текла в моих жилах, с народом смелым и достойным. Но мое отношение к Айвару и Хальфдану привело к тому, что я стал их непримиримым врагом, и борьба между нами теперь оказалась неизбежной. Таково было дело моей жизни, я принял его и был готов исполнить до конца, если только судьба будет ко мне благосклонна. Итак, возможность появилась, и приплыла она в этот раз на лодках.
Глава одиннадцатая
Короли Эрина
Утренний туман скрывал молчаливо появившиеся драккары с подобранными парусами, слышался только мягкий плеск весел по воде. Спокойствие момента скрывало остроту реальности. И хотя норманны пересекли немало морей, на этот раз их прекрасные суда уже окутало покрывало смерти. Неожиданность нападения на сей раз оказалась на нашей стороне. Норманны не ожидали встретить ни нас, ни наших тактически выгодных позиций на побережье. И все-таки прекрасное зрелище их стремительной высадки на какие-то мгновения погрузило меня в грезу: я словно снова увидел себя на берегу восточной Англии, снова увидел того возбужденного первой битвой мальчика, который во все глаза глядел, как пристает к берегу могучая армада Айвара… Сейчас я испытывал похожие чувства, но мотивы были другими. Я сам стал другим. Я сражался уже не как юноша, сжигаемый сладострастием первых сражений и верностью товарищам по оружию. Теперь я сурово боролся за жизнь, помогая распутать ее хитрые сети, заставившие меня выбрать иное место на вечных полях сражений. Да, теперь я был выкован из того материала, из которого создаются настоящие воины: чистейшей, сознательной жертвенности. У меня имелась причина сражаться, у меня была правда. Когда я пустился в свой первый поход с отцом, то руководствовался лишь тем, что хотел быть со всеми. Я искал приключений в компании тех, кто крутится в вихре неопределенных судеб. Но теперь, через годы ученичества и испытаний, у меня наконец появилась собственная цель. И если я еще не достиг тех глубин, о которых говорил мне старый аббат, то цель у меня все же имелась совершенно определенная. Я надеялся, что его мудрость, навеки врезавшаяся в мою душу, и высокие духовные принципы, которые он передал мне, все равно будут постоянно созидать меня; и я буду становиться все более совершенным и научусь понимать все; достигну глубин, пусть медленно, без спешки, как верблюд, но достигну. Каждый мускул моего тела, каждый взгляд, каждое умение теперь сосредоточились лишь на одной цели — а именно так и рождаются настоящие воины. И с этими мыслями я ожидал врага.
С того самого момента, как мы покинули славный город Йорк, я не участвовал ни в одной битве. Судьба позволила мне отдохнуть, завернув в кокон учебы и учения, которым я обязан Ненниусу, Гвинет и Оуену, равно как и моему рабству. Все это огранило и закалило меня несказанно. В то утро на берегу я чувствовал, что у меня выросли крылья, и искал полета. Я был готов к новой дороге, которая приведет меня к новым свершениям и новой жизни.
Один за одним тринадцать драккаров медленно выплыли из тумана. Мы стояли спрятанные на узком берегу среди скал. Два наших отряда распределились по обе стороны так, что арьергард защищала скала, возвышавшаяся перед крепостью. Таким образом, даже если норманнам и удалось бы прорваться через передовые отряды, они все равно не смогли бы развернуться полным строем для настоящего сражения. И если они все-таки прорвались бы к Кайр Мердину, то мы замкнули бы их там, как в ловушке. Нас было немногим меньше, чем противника, примерно сто пятьдесят наших против двухсот норманнов. Но мы не сомневались в победе. Когда викинги вытащили драккары на безопасные отмели, мы ринулись на них со всей злобой изголодавшихся волков. У них даже не было времени построиться, и на узкой полосе гальки развернулась кровавая битва. Узость места не позволяла нам свободно маневрировать оружием, поскольку не было ни дюйма берега, чтобы на нем не стоял наш воин, бешено рубивший врага длинным мечом. Я сражался рядом с Оуеном, и недавние совместные занятия теперь придавали нам удвоенную силу, которой я даже не мог себе раньше представить. Крики боли и гнева возносились до небес, смешиваясь с приказами, отдаваемыми норманнам их ярлами.
В первых рядах авангарда на левом фланге мы с Оуеном вращали мечами, и они мелькали как смертельные колеса, рубившие всех, кто осмеливался к нам приблизиться. Норманны уже потеряли ту узкую полоску, на которую высадились, и некоторые пытались пробиться обратно на корабли. Через несколько минут мы с Оуеном и еще четверо наших воинов уже дрались на палубе одного из драккаров. Когда Коннл ап Риис, юноша, который, как и я, занимался с Оуеном, был убит ударом топора, в то время как карабкался на корму прямо передо мной, то в следующий же миг без всякого усилия я использовал момент, когда норманн занес топор для нового удара, на этот раз в мою шею, и воткнул лезвие ему меж ребер.
